Духовно- нравственное воспитание средствами искусства:
важнейшие предметы осмысления учащимися
на уроках и во внеурочной деятельности
Федоренко Сергей Александрович
С учётом возрастных особенностей учащемуся, шаг за шагом, необходимо открывать все богатства национального искусства: литературу, поэзию, архитектуру, живопись, скульптуру, музыку, театр. Первых два названных вида искусства редко называют подобным словом, но это едва ли справедливо. Почему удачно приготовленное блюдо можно назвать произведением кулинарного искусства, а талантливую литературу – лишь шедевром художественной культуры в области литературы?
Профессор Московской государственной консерватории В.В. Медушевский в "Концепции духовно-нравственного воспитания средствами искусства для общеобразовательных школ "называет важнейшие предметы осмысления на уроках искусства, раскрываемые на разных этапах обучения в соответствующей возрасту вербальной форме.
Вот эти главнейшие предметы:
1. Основные (методического уровня) понятия истории (её смысл, направленность, фундаментальная двойственность, архитектоника в
Целом) понятия традиции, культуры, представление о единстве культуры
и её двух сторонах.
2. Важнейшие для понимания искусства ключевые вехи истории: рождение
христианской культуры, гуманистическое Новое время с его двумя "солнцами " – церковным и светским. Новейшее время с выделением в рамках светской культуры новой двойственности – традиционной культуры и оккультной антикультуры; особое место в истории России, определяющейся её призванием, которое ясно чувствовали и о котором говорили все выдающиеся деятели русской культуры". Это призвание есть восстановление Церкви в её первобытной чистоте и святости, восстановление ...великим примером чистой, самоотверженной, вселюбящей Веры..." (Медушевский В. В. Концепция...с.83 ).
В 80-х годах ХХ века великий российский композитор Свиридов отметил в своей записной книжке: "Русская культура неотделима от чувства совести.
Совесть – вот что Россия принесла в мировое сознание. "Вера, совесть, святость, целомудрие, самоотвержение, чистота, смысл – это всё одно, выраженное только разными словами. Россия и в светской культуре явила миру свою близость Богу.
3. Сквозная тема – видение сущностных и исторических связей церковного и светского искусства в Новое и новейшее время: светской музыке ничего невозможно выразить высокого и духовного без актуализации связей с церковной музыкой (и анализ способен это выразить). Также и в искусстве публичного слова: гомилетика (учение о проповеди) преобразила светское слово, тогда как риторика, отпочковавшаяся от неё в ХVIIIвеке, тут же выродилась в виртуозно-хвастливую, но в духовно пустую форму. Единство церковного и светского выявляется и в вербальном языке. Фонвизин, с детства приученный к чтению церковных молитв на церковно-славянском языке, утверждал, что «без него и русский язык понять невозможно». Очень важно для человека знание исторической глубины русского языка.
По мнению деятелей русской зарубежной культуры проведённая большевиками орфографическая реформа ставила своей целью отрезать русский народ от православной традиции и ещё больше отдалить русских от других славянских народов.
4. Эпохальные стили, каждый из которых имеет свою генеральную задачу:
барокко с его принципом аффекта, классицизм с его ясно охватываемой формой; романтизм ХIХ века с его новым мировоззрением – недовольство
реальным миром и противостоящей ему грёзой; отделившийся от романтизма западный реализм (где недовольство не имеет великой дерзновенной мечты, т. е. «сдувшийся» романтизм), не имеющий ничего общего с духовным реализмом России, онтологично совместимым в основании; антиромантическая направленность стилевых течений начала ХХ века; крах модернизма; рождение замешанного на атеизме постмодернизма в конце века. Силы, противодействующие разлагающим тенденциям, - в шедеврах.
5. Особенности национальных стилей.
6. Индивидуальные стили – энтелехия, высота и красота своеобразия, открывающая душу стиля.
7. Жанры (силы, возводящие жанры).
8. Художественная форма и её стороны.
9. Исполнительское искусство, представление о творческой интерпретации как сущности искусства. Отказ гениев приписывать творческие высоты себе, а не Богу.
10. Деятельность слушателя, когда он вместе с композитором и исполнителем устремляется в бесконечные высоты красоты.
Как справедливо отмечалось, сердцевиной всей этой предметной сферы приложения внимания являются сами шедевры искусства, именно через них анализируется всё перечисленное.
Иллюстрируя теорию предметов осмысления, предложенную в концепции профессора Медушевского, вспомним меткое замечание Свиридова о неотделимости русской культуры от совести. Эта мысль дублируется в высказывании великого украинского литератора Ивана Франко: "Русские писатели мучили нас, задевали нас, нашу совесть, пробуждали в нас человека". Но надо сразу оговориться, что высоким критериям совести соответствуют не все произведения, включённые в школьную программу по литературе, а некоторые из них откровенно уродуют детскую душу. Совершенно вредит целям и задачам духовно-нравственного воспитания детей использование на уроках литературы устаревших схем литературной критики. Так, школьники до сих пор читают и конспектируют статью господина Добролюбова " Луч света в тёмном царстве", пытаясь с чужого голоса ответить на вопрос: "Является ли Катерина из пьесы А. Н. Островского "Гроза" лучом света в тёмном царстве"?
Проведём аналитическую беседу с учащимися, используя рекомендованную Министерством образования и науки России в качестве учебного пособия " Симфонию по творениям святителя Тихона Задонского ", составленную выдающимся богословом, церковным историком и подвижником ХХ века профессором МДА схиархимандритом Иоанном
(Масловым) и любым из допущенных означенным министерством словарей для школьников по основам православной культуры, предложив детям ответить на следующие вопросы:
1. Любит ли Катерина Тихона?
2. Почему молодая верующая женщина обращает внимания на чужого мужчину?
3. Почему в устах Катерины постоянно звучит мотив смерти?
4. Правильно ли рассуждение: всё равно смерть придёт – сам уйдёшь из жизни или нет?
5. В чём грех самоубийства?
6. По-вашему, Катерина - " луч света в тёмном царстве"?
В процессе анализа текста привлекаются такие духовные понятия, как "вера", "прелюбодеяние ", "покаяние ", "смерть ", " смирение ", "пороки", "страсти", "супруги", "прелесть".
После работы с духовными понятиями (конечно, не без направляющей роли учителя ) дети обычно приходят к весьма разумным и масштабным выводам. Они видят грехи, в которых укоренилась Катерина,
определяют её духовную прелесть (её видения в церкви). Им становится понятно, что многие поступки Катерины запредельны для верующего человека. Сняв с Катерины добролюбовские революционно-романтические одеяния, мы увидим перед собой непутёвую, неверную и беспутную женщину (хочется даже написать "бабу"), имеющую суицидальные наклонности. Дети делают вывод, что "луч света" – это трафарет, навязанный безбожниками. Никакой "новой" жизнью" не веет от этой несчастной, безвольной, неразвитой тёмной женщины, а идёт от неё только сырой холод могилы и серный смрад адских глубин.
Компанию Добролюбову в русской литературе могут составить другие растлители детских душ: бездарный, литературно беспомощный романист Чернышевский, дьявольски талантливый поэт революции Маяковский, революционно-атеистический рифмоплёт Демьян Бедный. К нашей всеобщей радости следует отметить, что число отрицательных примеров в русской литературе невелико.
В великих произведениях Льва Николаевича Толстого (а все великие произведения написаны им до его перехода на позиции активного противостояния православию, обществу и государству) ощущается талант
христианского мыслителя, обобщающего и препарирующего российское общество во всех его частях, благодаря особого прозорливого взгляда, дарованного Богом. Но всё же нельзя судить о Толстом, подходя к нему с ортодоксально христианским аршином, чтобы понять всю его глубину и значимость.
В ХVIIIвеке европейская литература начала входить в новую стадию своего развития – проявлять повышенный интерес к внутреннему миру своих персонажей. Пример тому – «Страдания молодого Вертера» В. Гёте.
Он стал очень заразительным. Здесь автора волнует не то, что происходит с Вертером, а то, что делается в нём самом. В русской литературе описания внутренних переживаний человека появляются впервые у Пушкина в "Евгении Онегине", где описывается в числе прочего и психология похождений главного героя. После Пушкина, как гром среди ясного неба, своими "Севастопольскими рассказами», грянул артиллерийский офицер граф Толстой, начав отсчёт нового исторического периода эволюции литературы. Толстой создал новый метод, используя его со своих первых произведений. Молодой писатель стал отделять чувства (и индивидуальные
и коллективные), определяющие восприятие окружающего мира и поведение, от их мотивации. До Толстого писатели путали чувства с их мотивацией, а он предположил, что подлинная мотивация лежит на глубине, в подсознании, но на поверхности мы маскируем первопричину наших поступков, т. е. наше "эго" пытается сокрыть себя под карнавальной маской альтруизма.
Известный современный православный философ В. Н. Тростников
открытие Толстого назвал законом облагораживания мотивации. Ни один дипломированный психолог не заметил подсказки великого писателя. Лишь спустя 50 лет ввёл в науку почти такие же представления никто иной, как Зигмунд Фрейд, лишь опошлив его и сведя к облагораживанию одной-единственной сферы – полового влечения. Ещё позже Фрейда к первоначальной идее Толстого приблизился Карл Юнг. Как заметил Тростников, открытие Толстого замечательно согласуется с антропологией другого русского гения, Владимира Соловьёва, считавшего одним из фундаментальных элементов "внутреннего человека" чувство стыда по отношению к низшему в себе.
Метод художественного познания человеческой души Толстой очень ярко применил в своём первом произведении – "Севастопольских рассказах", где открытый закон выступает в своей экстремальной форме – в героизации. Так, один из " героев Севастополя " штабс-капитан Михайлов под геройством скрывает иную мотивацию: "Каково будет удивление и радость Наташи? – думал он, шагая в своих стоптанных сапогах по узенькому переулочку, - когда она вдруг прочтёт в "Инвалиде" описание, как я первый влез на пушку и получил Георгия. Капитана же я должен получить по старому представлению. Потом очень легко я в этом же году могу получить майора по линии, потому что много перебито, да ещё, верно, много перебьют нашего брата в эту кампанию.
Поиск необлагороженной мотивации ведёт Толстой в своих следующих произведениях. В " Войне и мире" романтическая непредсказуемость милой Наташи Ростовой скрывает лишь желание девушки завести семью, иметь детей, и когда эта изначальная потребность удовлетворяется, она превращается в серого и скучного человека. В "Анне Карениной" старик Каренин отказывает Анне в разводе, прикрываясь повелением прозорливца.
Между тем, это его "эго" мстит жене за измену.
Толстой ставит задачу не показать человека ангелом или демоном, а таким, каков он есть. Лев Николаевич приобщает нас к правде жизни, но нередко срывает в область нудных словесных спекуляций, далёких от жизненной правдивости и просто неубедительных. В этих рассуждениях он терпит провал. Как он может донести до нас смысл жизни, если сам его не знает? Толстой тщится проделать это в "Эпилоге" в "Войне и мире, в философских размышлениях Левина в «Анне Карениной», в послесловии "Крейцеровой сонаты». Таких размышлений немало и в посредственном романе "Воскресение".
Толстой прекрасно знал сам и изображал правду жизни (но не её смысл). Он знал обо всём, что происходит до смерти, но оказался в духовном тупике, когда пытался заглянуть по ту сторону. «Арзамасский ужас " Толстого стал видимым рубежом в духовном пути писателя, выдержав испытание которым, он мог бы перейти в разряд великих духовидцев, но этого не произошло. Почему?
Во-первых, потому, что граф Толстой был в плену потомственной аристократической спеси, гордыни и тщеславия.
Во-вторых, он был далёк от смирения и не имел полного доверия Богу. Он просто испугался. Он всецело принадлежал этому миру, а Бог Сын сказал: "Царство Моё не от мира сего». У апостола Павла есть слова, будто специально обращённые к Толстому: " Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сём надобно судить духовно" (1Кор. 2,14). А граф Лев Николаевич судил обо всём душевно, потому что почитал безумием тезис о триединстве Бога, служащий краеугольным камнем духовной жизни христиан. Однако бросить Толстому обвинение в отсутствии совести невозможно. Совесть неотделима от правды жизни. Вернёмся же к главному роману Толстого, которого мы слегка коснулись в аспектах поиска необлагороженных мотивов.
Правда жизни нашла своего героя в фигуре М. И. Кутузова. Профессор МДА М. М. Дунаев заметил, что "правда, которую Толстой провозгласил своим "главным героем" в "Севастопольских рассказах", становится мировоззренческой ценностью в "Войне и мире". Неизменно следуя правде жизни, Толстой отвергает примитивные стереотипы и шаблоны, так свойственные великосветскому обществу. Один из таких шаблонов – это внешне очевидное понимание военной победы.
Но в такое понимание никак не укладывается Шенграбенское дело, по своему значению для дальнейшего развития событий ставшее именно победой, потому что целью его было - задержать на время наступление французов, чтобы дать возможность русской армии совершить манёвр, не опасаясь флангового удара. Но в таком ключе ещё большей загадкой становится Бородинское сражение. Французские историки не сомневаются в победе французской армии под Бородином. Для них всё совершенно очевидно: русские отступили, а Наполеон ещё и сберёг "старую гвардию", которая теоретически могла бы добить русских, оставив, правда, всю Великую армию без резервов.
Русские оставили свою бывшую столицу, давно ставшую провинциальным захолустьем (Наполеон был по-европейски высокомерным, не хотел где-то в душе и подсознании принять, что Россия решительно и навсегда утвердилась в Европе царственным Петербургом, ставшим для России и головой и сердцем). Вроде бы очевиден успех французского оружия и позор русских. И едва ли не один Кутузов с самого начала утверждал, что Бородино – это победа русских. У Толстого мы можем увидеть то же убеждение в Бородинской победе. Он также как и Кутузов (и как историческое лицо и как герой романа Толстого) убеждает читателя, что победа определяется не последующим движением войск, но усилением той неведомой силы, которая связана с Божественным, что делает как армию, так и нацию сильнее. У императора Наполеона, по мнению Толстого, такая сила истощилась и армия его пришла к поражению. Таким именно образом проявляется Толстым оценка событий на двух уровнях бытия. И оценки эти получаются прямо противоположными.
Кутузов у Толстого настолько хорошо понял суть шаблонов и "правил", что старался их игнорировать. Это проявлялось, например в том, что он спал на военном совете перед Аустерлицем. И, вероятно, что действительно спал, а не притворялся спящим, как многие думают. Кутузов знал, что Аустерлицкое сражение будет проиграно, как он знал и о разгроме французов в России. Он знал, что неведомая сила не поддерживает русскую армию в непонятной для русского народа войне в Европе.
Кутузов – не пассивный фаталист, он просто не суетлив как Наполеон. Он не даёт внешних приказаний, ибо эти приказания ни на что не влияют. На Бородинском поле Кутузов отдаёт приказ об атаке неприятеля назавтра, внешне бессмысленный, не могущий быть исполненным, как вскоре выяснилось, но повлиявший на невидимый дух армии.
К сожалению, положительная программа Толстого по отрицанию лжи,
фальши, шаблонов и "правил" к концу жизни выродилась в программу неучастия во зле. Толстой отверг Воскресение Христа в его общехристианском (прежде всего, в православном) понимании. Но если Христос не воскрес, то нет и подлинных критериев добра и зла. Толстой стал считать злом многое из того, что православные признают за благо, например, воцерковлённую жизнь. Возмущаясь казнями преступников-революционеров, Толстой тайно и бессознательно сочувствовал им как борцам с государством.
Бердяев жёстко и справедливо сказал о влиянии толстовских критериев добра и зла на Россию: " Мировая война проиграна Россией потом, что в ней возобладала толстовская моральная оценка войны. Русский народ в грозный час мировой борьбы обессилил, кроме предательств и животного эгоизма, толстовские моральные оценки. Толстовская мораль обезоружила Россию и отдала её в руки врага...".
В последние годы жизни Толстого охватила некая буддийская тяга к небытию. Уход в "ничто" – вот толстовское понимание спасения. Это понимание возникло у Толстого от незнания того, что ждёт нас за смертным
рубежом. Но это не значит, что Толстой был мистически и метафизически безграмотным. Стоит прочитать рассказ " Хозяин и работник ". Этот
рассказ – «не просто литературное совершенство, но прорыв Льва Толстого в ту область, где многие религиозные люди считают его бездарным. Прорыв, да ещё какой! " (В. Н. Тростников). В этом рассказе рассмотренный нами закон облагораживания мотиваций не срабатывает: хозяин не облагораживает, а принижает себя. Он подчёркивает, что им в жизни двигает корысть, но в последний день своей жизни он отогревает работника ценой собственного замерзания. Он совершает само- пожертвование под влиянием более сильной глубинной мотивации . Читатель недоумевает: " Так кто же он был – добрым самаритянином или же стяжателем?" А этого никто и не знает. Даже сам Толстой. И это незнание, по мнению многих, в т. ч. упоминавшегося нами покойного московского профессора М. М. Дунаева, вело Толстого к уходу из усадьбы и к уходу в небытие, но рассказ " Хозяин и работник" позволяет говорить о том, что не зная ничего о посмертном существовании, он всё-таки на глубинном уровне кое-что знал о будущей жизни.
Эпопея Толстого "Война и мир" для нас была и остаётся шедевром русской культуры, литературного искусства, заслуженно относящегося к самой сердцевине сферы, которую Медушевский обозначил как сферу приложения внимания учащихся в процессе их духовно-нравственного воспитания.
