АНО ДПО «АКАДЕМИЯ ИННОВАЦИОННЫХ ТЕХНОЛОГИЙ»
КОНФЕРЕНЦИЯ НА ТЕМУ:
«Санкт-Петербург в жизни и творчестве А.С. Пушкина»
ВЫСТУПЛЕНИЕ ПРЕПОДАВАТЕЛЯ ФЕДОРЕНКО СЕРГЕЯ АЛЕКСАНДРОВИЧА ПО ТЕМЕ: «САНКТ-ПЕТЕРБУРГ В ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ А. С. ПУШКИНА»
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
2012 год
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ В ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ А. С. ПУШКИНА
Уважаемые коллеги!
Сегодня я попытаюсь с вашего разрешения связать два понятия – великий поэт и великий город. Александр Сергеевич Пушкин принадлежит всей России и всему миру. Но акцент всё же надо ставить именно на России, потому что ни один перевод Пушкина не может донести до иноязычного читателя пушкинское своеобразие, то, что делает его маленькую (даже по меркам того времени) фигурку настоящей глыбой для русского самосознания и русской культуры.
Многие города и веси России хотят признать Пушкина своим и доказать, что он больше принадлежит им, чем кому-нибудь другому. В рядах спорящих, конечно же стоит и Петербург (и Царское Село как его неотъемлемая часть), и Москва, и Псковская область (как здесь быть без Пушкинских (Святых) гор), и даже Кишинёв (и он имеет право на кусочек пушкинской славы), хотя ныне он уже и не российский город, но в нём живут среди прочих народов и русские, и те, для кого русский язык является родным. Есть в Кишинёве и молдаване, которые в отличии от своих этнических братьев с другого берега, понимают и любят поэзию Пушкина.
В конце ушедшего недавно ХХ века новая Россия не без помпы отметила 200-летие со дня рождения поэта. Наиболее сильно тогда звучал голос лужковской Москвы. Это определялось тем, что Москве принадлежат права малой родины поэта столичный статус в Государстве Российском.
Петербург же тогда только изживал в себе комплекс «великого города с областной судьбой» и возвращал себе ощущение северной столицы. Посему голос его был тише столичных воплей, но звучал всё равно достаточно громко, вразумительно, а мысли его были взвешенными и аргументированными. Поэтому и мы обратимся сейчас к фактам.
В разное время и по разному поводу А. С. Пушкин очень много и разнообразно писал и говорил о Петербурге. О Москве Пушкин не говорил столь часто, и первопрестольная не вызывала у поэта такого интереса как Петербург. Многие пушкинские тексты, к какому бы роду и жанру они не принадлежали, буквально пронизаны Петербургом. Как только не называл наш родной город Пушкин! Иногда торжественно и официально: Санкт-Петербург, Петроград, Петрополь, иногда – с оттенком политической иронии величал Северным Стамбулом, а нередко привычно для нашего уха – Питером, а иногда шутливо-фамильярно – Петербург-городком, Санкт-Питером и даже Чухляндией. Вырисовывается настолько широкая гамма определений, что, кажется, нет никакой возможности понять подлинную сущность отношения Пушкина к городу, в котором прошла почти вся сознательная часть его непродолжительной жизни.
Иногда Пушкин ощущал на себе этот пресс чопорного уклада петербургской жизни и переходил от благоговейно-восторженных эпитетов, вроде «полночных стран краса и диво», к «Петербургу свинскому». Но часто и не по своей воле покинув Петербург, он вспоминал с грустью и нежностью «город пышный, город бедный». Однако он возвращался сюда снова и снова. В свою поэзию он заключил всё многообразие этого многоликого города.
Петербург превратился в творческую среду поэта и стал его домашним очагом. Поэт предпочитал жить не в Москве, а в Петербурге.
Да, Пушкин любил и Москву, он пишет о ней с неизменной нежностью и без всякой иронии («белокаменная матушка-Москва, древняя столица, первопрестольная столица», «России дочь любима»). Даже именуя жителей Москвы «москалями», он далёк от того негатива, который вкладывают в него сейчас украинские националисты. Это слово напоминает ему о патриархальности Москвы, о нежных и светлых воспоминаниях детства. В Москве Пушкин ощущал себя весёлым и беспечным.
Однако стоит признать, что подавляющее большинство художников-иллюстраторов изображали и изображают Пушкина следующим по набережной Невы, Фонтанки или Мойки с сосредоточенно-задумчивым лицом, а не идущим по Тверской или набережной Москвы-реки с блаженно-отсутсвующим выражением лица. И это не случайно!
Пушкин не мог долго пребывать в тихой и «смиренной» Москве и собирался в «блестящий» Петербург. Предстоящий отъезд в Петербург всегда пугал поэта, он интуитивно представлял себе грядущие трудности и испытания и всё равно ехал. Интересно пушкинское уподобление России помещичьему дому. Пушкин писал: «Петербург прихожая, Москва девичья, деревня же наш кабинет». Однако Пушкин быстро начинал тосковать в своём «кабинете» и стремился выйти в «прихожую». Ведь именно город-прихожая был тесно связан с настоящим и будущим России, именно здесь вершилась её судьба. Пушкин не мог быть в стороне от этого.
Пушкин провёл в Петербурге более десяти лет, а вместе с царскосельским лицеем все шестнадцать – половину своей сознательной жизни. Именно в Петербурге Пушкин то многообразие жизненных впечатлений, которое и сформировало его личность и способствовало его творческому становлению.
Петербург как и Москва были заложены в самой генетической памяти поэта. В Москве поэт ощущал себя Пушкиным с 600-летним столбовым дворянством, идущим от воеводы по прозванию Пушка, имеюшим в своей родословной думных дьяков и патриарших бояр, а в Петербурге – Ганнибалом, ведущим родословную от «птенца гнезда Петрова», царского арапчёнка, дослужившегося до генеральских эполет, Абрама Петровича Ганнибала. Древний род бояр Пушкиных был связан с Москвой всецело, хотя некоторые из предков поэта служили на землях будущей Петербургской губернии и имели поместья под Лугой. Судьба пушкинских предков по материнской линии – Ганнибалов – была всецело связана с Петербургом с самого момента переноса в него столицы. Поэт постоянно размышлял о Ганнибалах. Они были для него не только семейными предками, но, что самое главное – историческим звеном, связывающим его личную судьбу с поворотными моментами в истории России. Пушкин очень любил своего знаменитого предка Абрама (Петра) Петровича Ганнибала и гордился им. Опираясь на семейные бумаги, предания и рассказы бабушки Марии Алексеевны Ганнибал, он составил так называемое «Начало автобиографии», где мы можем прочитать: «Родословная матери моей ещё любопытнее. Дед её был негр, сын владетельного князька. Русский посланник в Константинополе как-то достал его из сераля, где содержался он аманатом, и отослал его Петру Первому вместе с двумя другими арапчатами. Государь крестил маленького Ибрагима в Вильне в 1707 году, с польскою королевою, супругой Августа, и дал ему фамилию Ганибал. В крещении наименован он был Петром, но как он плакал и не хотел носить нового имени, то до самой смерти назывался Абрамом».
Далее Пушкин описывает полную превратностей жизнь Ганнибала, но для нас самое важное то, что он в Петербургской губернии приобрёл имение Суйда и поселился там, отойдя от дел. Александр Сергеевич, следуя семейной мифологии, полагал, что Суйду пожаловала старому арапу благоволившая ему Императрица Елизавета Петровна, но, на самом деле, Государыня пожаловала ему сельцо Михайловское с прилегающими деревнями в Псковской губернии. Абрам Петрович, ощущая неразрывную связь с Петербургом, сам решил обосноваться на петербургской земле. Зная о глубокой и неразрывной внутренней связи Ганнибала с Петром Великим, дерзнём предположить, что подобно своему Государю он не любил Москвы и не стремился в ней жить.
В 1779 году Абрам Петрович Ганнибал почтил детище Петра – Петербург, выстроив в нём себе дом, в котором, следует предположить, и останавливался, навещая столицу. Домом затем владели его сыновья Пётр и Иван, он сохранился до наших дней и его нынешний адрес: улица Чайковского, 29. Видимо, судьбу своего рода Ганнибал хотел связать с Петербургом и его губернией.
По наследству от Абрама Петровича, умершего в 1781 году, дед поэта – Осип (Януарий) Ганнибал получил мызы Руново и Кобрино. О. Ганнибал был морским офицером и женился на Марии Алексеевне Пушкиной, дочери тамбовского воеводы, троюродной сестре Сергея Львовича, отца поэта. Так и породнились в первый раз Ганнибалы с Пушкиными.
Семейная жизнь Осипа Ганнибала не была счастливой, он изменял жене и, наконец, совершив подлог, женился вторично на Устинье Толстой при живой жене. Незаконный брак был аннулирован по решению Святейшего Синода, а Кобрино и Руново перешли по Указу Императрицы Екатерины IIв 1784 году его законной жене и малолетней дочери – будущей матери поэта. В Руново и Кобрино прошли детские годы «прекрасной креолки» Надежды Осиповны. В Петербурге и его окрестностях провела она свою молодость. В 1796 году Наденька Ганнибал вышла замуж за своего троюродного дядю Сергея Львовича Пушкина, служившего в Измайловском лейб-гвардии полку. В 1797 году в Санкт-Петербурге родился первенец родителей Пушкина – Ольга, старшая сестра поэта. В 1798 году отец Пушкина вышел в отставку и семья переехала в Москву. В Петербурге родители Пушкина жили в квартире в доме, который сохранился до нашего времени в перестроенном виде по современному адресу: Соляной переулок, дом 14.
В 1799 году семья Пушкиных с детьми, в том числе с маленьким Александром приезжала в Санкт-Петербург, так как Надежде Осиповне надо было оформить продажу имений. В 1800 году Пушкины возвращаются в Москву. В 1801 году из Петербурга в Москву переехала и бабушка поэта Марья Алексеевна Ганнибал.
После десяти детских лет, проведённых в Москве, в 1811 году Пушкина везут в Петербург в Лицей. В «Программе записок» у Пушкина отмечено: «Охота к чтению. Меня везут в Петербург. Езуиты. Тургенев. Лицей».
В Лицее Пушкин оказался более других подготовленным в области словесности и литературы. В этом заслуга библиотеки отца и всей семейной обстановки московского дома Пушкиных, где бывали такие друзья семьи как Карамзин, Дмитриев, Жуковский, Батюшков и дядя поэта Василий Львович Пушкин.
Определённый уровень домашнего воспитания, связи с литературой и общественной средой, кажется, сами собой располагали родителей поэта к тому, чтобы отдать сына на воспитание и обучение в Университетский благородный пансион в Москве, директором которого был А.А. Прокопович-Антонский, с которым дружили А.И. Тургенев и В.И. Жуковский. Но нет, выбор родителей пал на Петербург. Здесь видно желание открыть сыну с помощью столичного образования пути в высшие государственные сферы. Было избрано подходящее учебное заведение – Иезуитская коллегия в Санкт-Петербурге, где учились дети аристократов. Для устройства сына родители специально ездили в столицу. Но в 1811 году стало известно об открытии нового учебного заведения – Императорского Царскосельского Лицея, в основу организации которого были положены передовые педагогические принципы. Да и располагался он в пристройке к самому Екатерининскому дворцу – одной из летних царских резиденций! Лицей возник на волне либерального движения, которое знаменовало собой «дней александровых прекрасное начало». Авторы проекта «Постановления о Лицее» был сам Сперанский, через год его постигла опала.
Лицей собрал под своим кровом созвездие выдающихся педагогов своей эпохи – Куницына, Кайданова, Георгиевского, Кошанского, Галича, Карцева, являвшихся выпускниками Петербургского педагогического института и Московского университета, а также лучших европейских университетов. Каждый из лицейских наставников оставил глубочайший след в душе и жизни лицеистов, в том числе, естественно, и в жизни юного поэта.
В Лицее предполагалось шестилетнее обучение. Причём программа последних трёх курсов была близка к университетской. Так прочитанные в Лицее лекции, легли в основу вышедших вскоре серьёзных научных изданий, например, «Право естественное» А. Куницына и двухтомная «История философских систем» (1818 –1819) А. Галича.
Уже в свой первый приезд в Петербург в 1811 году перед поступлением в Лицей юный Пушкин прислушивался к разговорам дяди Василия Львовича на литературные темы. Совместное проживание с дядей в течение нескольких месяцев погрузили будущего поэта в самую гущу литературной жизни России.
В Петербурге Василий Львович останавливался с племянником в Демутовом трактире (ныне наб. Мойки, 40). Так же на Мойке, в нескольких кварталах от гостиницы Демута стоял дом екатерининского адмирала Петра Ивановича Пущина, деда Жанно – будущего лицейского друга Пушкина Ивана Пущина, с которым Пушкин познакомился при прохождении приёмных испытаний в Лицее. Видимо, Иван Пущин первым познакомил Александра с Петербургом, показал ему самые красивые места города, даже, наверное, отдалённые от гостиницы. Наверное, Летний сад, Дворцовую площадь и Невский проспект Пушкин сразу же посетил со своим дядей.
12 августа Пушкин был зачислен в Лицей и 9 октября 1811 года переехал в Царское Село. Если так можно сказать, то шесть лет в Царском Пушкин врастал в Петербург, наполнялся его духом.
Однако лучшее петербургское произведение Пушкин создал уже в своей короткой жизни и не в Петербурге, а в своём болдинском уединении осенью 1838 года. Это произведение, названное самим автором «петербургской повестью» - поэма «Медный всадник». Пушкин сумел все свои впечатления от жизни самого красивого города Российской Империи воплотить в этой поэме, в которой поэт возвратился к теме исторических деяний Петра Великого. Готовя наброски к поэме, Пушкин писал главы незаконченного романа «Арап Петра Великого». Это происходило ещё в Петербурге сразу по возвращении в Северную Пальмиру после 6-летней ссылки.
В «Медном всаднике» Пушкин обобщил все свои прежние наблюдения, дополнив их материалами о Петре, собранными поэтом при работе с библиотекой Вольтера. Шедевром Пушкина является само вступление – настоящий гимн великому городу, рисующий живописную панораму Петербурга, как будто увиденную русским гением с высоты небес.
В поэме предстаёт перед читателями грандиозный портрет парадного Петербурга со «стройными громадами дворцов и башен», со всеми признаками крупного европейского порта. Ради этого-то порта Пётр прорубил русским топором «окно в Европу», перенеся в Петербург не только столицу из обветшавшей Москвы, но и порт из захолустного и отдалённого Архангельска. Многие авторы полагают, что Пушкин на своём словесном полотне изобразил фасад Российской Империи. Однако с этим можно не согласиться или не вполне согласиться. Пушкин, прежде всего, изобразил душу народа, его основную сущность. А вот душа Петербурга, в свою очередь, посредством государственного гения Петра связана с самим государственным зданием Российской Империи.
В содержательной части поэмы Пушкин удивляет своих читателей тем, что повествуя о страшном наводнении 1824 года, описывает действия людей не из тех слоёв общества, к которым принадлежал сам, а обыкновенных горожан. Это было совершенно необычным. Пушкин пришёл к этому новаторству после долгих раздумий и сомнений.
До Пушкина судьба небогатых горожан, даже если они принадлежали к дворянскому сословию, мало волновала читателей. В эпоху Пушкина оскудевали многие дворянские рода. Многим детям и внукам елизаветинских и екатерининских богачей приходилось зарабатывать свой нелёгкий хлеб на ниве не очень хорошо оплачиваемой государственной службы. Сам Пушкин был сыном богатого помещика, владевшего несколькими имениями с более, чем тысячью душ крепостных крестьян. Не менее богат был и дядя поэта, а вот двоюродные , троюродные, четвеюродные и неясные пятиюродные дядья и братья поэта, носившие старинную дворянскую фамилию Пушкины, были уже мелкопоместными дворянами. Видно, что древний род оскудевал.
Сам Пушкин уже не жил доходами от отцовских вотчин. Чтобы несколько поднять общественный статус сына перед свадьбой, отец поэта перевёл на сына одно небольшое имение. Зарабатывал же Пушкин «торговлей стишастой», как сам он писал о себе ещё в 1827 году.
Своего героя Пушкин сначала хотел назвать обедневшим дворянином из «дряхлеющего рода», но в окончательном своём решении понизил до мелкого служащего непонятного происхождения. «Снижение» социального статуса героя требовало объяснить этот факт читателям. Это и сделал поэт в начале поэмы, вторгаясь в необычную для себя социальную среду. Пушкин описал Коломну – петербургское предместье, захолустье, обиталище бедных людей, а также окраинные безлюдные острова Невского взморья, вроде маленького острова Гоноропуло, на котором были тайно захоронены тела казнённых декабристов.
В конце 1833 года из Болдина Пушкин через Москву вернулся в Петербург с законченными рукописями «Истории Пугачёва» и «Медного всадника». В самом конце этого года Пушкин начал писать свой последний дневник, он стал вместилищем дум поэта на протяжении двух лет. В начале нового, 1834 года, Пушкину стало известно о том, что ещё 30 декабря 1833 года Николай Iподписал Указ о его пожаловании придворным званием камер-юнкера. Это озадачило и обидело поэта. Это звание обычно давали «молокососам», юнцам, находящимся в начале своей служебной карьеры. Озадачило же 35-летнего мужчину не только необходимость стоять в золочёном камер-юнкерском мундире на всех балах в Зимнем и Аничковом дворцах, получая наставления от своего непосредственного начальника по придворному ведомству церемонимейстера графа Литта. Больно ныло бессильной ревностью сердце Пушкина от того внимания, которое стал обращать сам Государь Император на его жену – красавицу Наталью Николаевну. Боялся он, что его прекрасная Натали окажется в одной кампании с блистательной светской львицей княгиней Долгорукой, любовницей Императора. К чести Государя опасения поэта были надуманными, плодами его страхов и фобий, так как Николай Павлович очень ценил талант поэта, осознавал его значение для всей России и относился с уважением к человеческой личности Пушкина.
В дневнике Пушкин указал круг своих друзей, дома, которые он посещал (Карамзины, Фикельмон, А.О. Смирнова (Россет), Вяземские, Сперанский, дочь Н.М. Карамзина княгиня Е.Н. Мещерская, граф Шувалов, родственница жены фрейлина Н.К. Загряжская, В.Ф. Одоевский). Чета Пушкиных часто приглашалась на балы к графу Кочубею и графу Бобринскому.
На балах и светских раутах Пушкин редко танцевал с дамами и практически никогда не танцевал со своей супругой, боясь быть осмеянным: низкорослый «потомок негров безобразных» (по его собственным словам) в паре с высокой и статной красавицей-женой выглядел бы достаточно комично. На страницах дневника предстаёт придворный и великосветский Петербург, который Пушкин воспринимал неоднозначно, но частью которого (из-за своего сословного положения и придворного звания, а так же любви жены к балам) вынужден был быть.
С последним годом жизни поэта связана его последняя квартира на набережной Мойки в доме №12, в которую семья поэта переехала 12 сентября 1836 года. На фасаде дома – мраморная мемориальная доска, на которой выбито: «В этом доме 29 января 1837 года скончался Александр Сергеевич Пушкин…». Это была шестая по счёту петербургская квартира Пушкина за шесть лет его семейной жизни, начиная с 1831 года.
В последние два года жизни Петербург был для поэта и источником для насыщения его личной библиотеки. Он был постоянным покупателем в книжном магазине Беллизара. Известный историк литературы Б. Модзалевский отмечал, что Пушкин не имел сил совладать с желанием приобретать их (то есть книги), несмотря на требования рассудка, который не мог не подсказывать поэту, что траты его на книги совсем не соответствовали обстоятельствам, в которых он тогда находился, и его бюджету».
Пушкину удалось собрать весьма солидную библиотеку в четыре с половиной тысячи книг на четырнадцати языках. Пушкинские книги вернулись городу – ныне все они хранятся в Пушкинском доме, то есть в Институте русской литературы Российской Академии Наук. Главной особенностью книжного собрания поэта было преобладание книг исторического содержания. Второй большой раздел собрания составляли классики мировой литературы, книги по истории языка и литературы; альманахи и журналы составляли следующий большой раздел. Затем шли книги по различным отраслям знаний: экономике, географии, астрономии, шахматам; далее – справочные издания, словари, учебники испанского и сербского языков. Известный русский египтолог Гульянов отмечал большие познания поэта в области языкознания. Особо дороги сердцу поэта были книги, связанные с петровской эпохой, а следовательно и с Петербургом. Так на титульном листе романа И. И. Лажечникова «Последний Новик», посвящённого эпохе Петра I, гласит: «Первому Поэту Русскому Александру Сергеевичу Пушкину…подносит Сочинитель».
Одна из любимейших вещей Пушкина – лёгкая светлого дерева тросточка, в которую вместо набалдашника была вмонтирована пуговица с камзола Петра Великого. Возможно, что пуговица эта досталась ему от прадеда – А. П. Ганнибала.
С памятью о прадеде Пушкина Абраме Петровиче Ганнибале была связана и история старинного ларца: по легенде, А. П. Ганнибал возил с собой во время военных походов этот удобный ларец-подголовник, обитый коваными железными полосами, надёжный для хранения бумаг.
Последняя страница жизни Пушкина была перевёрнута 27 января в пятом часу вечера в пригороде Петербурга, на Чёрной речке – там состоялась дуэль Пушкина с Дантесом.
Поводом для дуэли, как известно, были анонимные письма, полученные поэтом и его друзьями 4 ноября 1836 года. События складывались так, что Пушкин не имел иного выхода, как защищаться с оружием в руках на поединке чести. По словам современника, в поединке с Дантесом Пушкин искал или смерти или своего рода расправы со всем «свинским Петербургом».
Утром 28 января по Петербургу разнеслась весть о том, что Пушкин умирает. В этот день в вестибюле дома на Мойке был вывешен первый бюллетень о здоровье Пушкина, который заканчивался словами: «…но так же нет и не может быть облегчения». Люди приходили в этот день узнать, что с Пушкиным и уходили со скрытой надеждой. Утром 29 января В.А. Жуковский вывесил последний бюллетень, всего в полторы строчки: «Больной находится в весьма опасном положении».
Два дня возле Пушкина неотлучно были, сменяя друг друга, П. Я. Вяземский, К.К. Данзас, В.А. Жуковский, А.И. Тургенев, М. Ю. Вильегорский, В.И. Даль, П.А. Плетнёв, лейб-медик Н.Ф. Арендт, доктор И.Т. Спасский.
Священник, исповедовавший Пушкина, был поражён силой его покаяния, его душевным покоем. Дочь Н.М. Карамзина, княгиня Е.Н. Мещерская, свидетельствует: «Он исполнил долг христианина с таким благоговением и таким глубоким чувством, что даже престарелый духовник его был тронут и на чей-то вопрос по этому поводу отвечал: «Я стар, мне уже недолго жить, на что мне обманывать? Вы можете мне не верить, когда я скажу, что я для самого себя желаю такого конца, какой он имел». А ведь исповедовал Пушкина священник Спасо-Конюшенной церкви отец Пётр Песоцкий, прошедший с русской армией войну 1812 года, видевший смерть, изрубленные и искалеченные тела в двух шагах от себя, наблюдавший не одну геройскую кончину на руках своих. И вот – он выходит из комнаты Пушкина и говорит: я хотел бы умереть, как умирает этот человек!..
В предсмертных страданиях поэт просил привести к нему его детей и перекрестил каждого ребёнка. Он попросил также всех друзей бывших с ним в комнате, перекрестить его. Он сдерживал стоны, чтобы жена его верила в его выздоровление и не мучилась его скорой кончиной, хотя сам уже расспросил доктора о своей ране и знал, что она смертельная. «Ну-ну, ничего, слава Богу, всё хорошо,» - ободрил он жену за несколько часов до смерти…
29 января около двух часов дня Пушкин попросил Даля перевернуть его на правый бок и тихо сказал: «Кончена жизнь». – «Что кончено?» - переспросил Даль. Тогда Пушкин внятно и отчётливо повторил: «Жизнь кончена. Тяжело дышать. Давит». Это были его последние слова. 29 января в 2 часа 45 минут пополудни остановилось дыхание поэта. Следующие дни народ шёл и шёл к дому на Мойке, чтобы проститься с поэтом. Шёл проститься тот Петербург, который любил Пушкин и который любил его. «Петербург свинский» не хотел отдавать честь гению русской земли. От его лица высказался министр просвещения Сергей Уваров: «…Разве Пушкин был полководец, военачальник, министр, государственный муж?... Писать стишки не значит ещё…проходить великое поприще!»
Самому Государю Николаю Iбыло стыдно за своих сановников, составивших этот «Петербург свинский». Император же принимал самое живое участие в судьбе умирающего Пушкина. Поэт просил Жуковского извиниться за него перед Государем, так как он лично обещал царю не устраивать дуэлей. Царь ответил запиской, которой поэт все свои последние часы очень дорожил: «Если Бог не велит нам более увидеться, прими моё прощение, а с ним и мой совет: кончить жизнь христиански. О жене и детях не беспокойся. Я беру их на своё попечение». Император выплатил все долги Пушкина, освободил от долгов заложенное имение его отца, назначил осиротевшей семье высокий пансион, добавив к нему 10 000 рублей единовременной выплаты и повелел за казённый счёт издать сочинения поэта и перечислить средства от их продажи его вдове и детям. Вдохновитель травли поэта голландский посланник Геккерен был отозван из России, а его приёмный сын Дантес, лишённый офицерского звания, выдворен из России.
Принято почему-то считать, что намеченное «всенародное прощание с Пушкиным в величественном Исаакиевском соборе» нарочно свели до уровня «маленькой Конюшенной церкви». Но чем являлся в то время Исаакиевский собор? Огромный, знакомый всем нам сегодня Исаакий только строился, и приходская Исаакиевская церковь находилась тогда временно в здании домового храма Адмиралтейства. Тот храм не блистал особым величием. Причина же, по которой в ней назначили отпевание, была проста: это был приходской храм прихода, к которому относился дом №12 на набережной Мойки. Поэтому руководивший организацией похорон граф Строганов и объявил о прощании с поэтом в Исаакиевском соборе.
Николай Iже повелел совершить отпевание в Придворно-Конюшенной церкви на основании имеющегося у поэта придворного звания камер-юнкера. Изначально об этой церкви никто и не помышлял. Жуковский писал: «О Конюшенной же церкви нельзя было и подумать, она придворная. На отпевание в ней надлежало получить особенное позволение».
На смерть Пушкина устами Н.В.Гоголя отозвалась вся русская литература: «При имени Пушкина тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте… Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез двести лет… Боже, как странно. Россия без Пушкина. Я приеду в Петербург, и Пушкина нет… Всё наслаждение моей жизни, всё моё высшее наслаждение исчезло вместе с ним… Всё, что есть у меня хорошего, всем этим я обязан ему».
В Петербурге сложилась традиция каждый год в день смерти поэта 10 февраля (29 января по старому стилю) в Конюшенной (Спаса Нерукотворного Образа) церкви её настоятелем протоиереем отцом Константином совершать торжественную панихиду по А.С. Пушкину, а в квартире на Мойке ровно в 2 часа 45 минут объявлять минуту молчания.
