«ПИСЬМО В ВЕЧНОСТЬ»
(Попытка критического обзора рассказов Юрия Буйды)
«Письмо в вечность»… Не слишком ли громко так – пусть и цитатой автора , но очень уж красноречиво значимыми словами – называть обзор? Разумеется, можно никак не озаглавливать свою попытку критики или, скорее, свои впечатления от чтения рассказов Юрия Буйды,но и трудно отказаться, настолько эти слова, как мне кажется, согласуются с общим творческим устремлением автора. И притом они взяты из главного для меня, любимого и завершающего обзор рассказа Юрия Буйды «ХИМИЧ». Это короткое объяснение вместо предисловия.
Юрий Буйда дебютировал в 1991 году. Творческий потенциал писателя оказался весьма значителен: к настоящему моменту он опубликовался более 70 раз в лучших российских журналах («Новый мир», «Знамя, «Октябрь» и др.) Буйда автор нескольких романов: романа «Дон Домино», который сразу попал в букеровский шорт-лист и с которого началась известность писателя, «Ермо», считающегося лучшим, «Борис и Глеб, вызвавший неоднозначную критику, романа « Вор, шпион и убийца»… В 1999 году Юрий Буйда стал лауреатом премии Аполлона Григорьева. Сейчас это очень известный писатель, хотя и у него есть, как он сам заметил, своя пачка «конвоя» - отрицательных отзывов из журналов «от Урала до Питера». Но это в прошлом, а в настоящем журналы рады сообщить в своих анонсах о предстоящей публикации его произведений. В 1998 году выходит книга рассказов Ю. Буйды «Прусская невеста», с тех пор не раз переиздававшаяся. Аннотация к книге сообщает, что ее «можно рассматривать как роман в новеллах». Основания для такого определения жанра не сразу выявляются, ибо нет здесь ни общего романного героя, ни сквозного сюжета. Объединяет рассказы в книгу место действия –городок в бывшей Восточной Пруссии, нынешней «нашей» Калининградской области (кстати, Буйда уроженец такого городка); затем герои, которые перекочевывают из рассказа в рассказ, побывав главными в каком-нибудь одном; и атмосфера и время существования героев, определяемая авторским произволом, иначе говоря, ощущением авторского присутствия, его видением этого мира и этих персонажей, то ли реальных, то ли фантастических. Может быть, правильнее сказать, полуреальных, полуфантастических. Впрочем, можно продолжить: нереальных, сверхреальных, ирреальных… загадочных, необыкновенных, таинственных. Как заметила Анна Лакина, это новая реальность, более того, это «новая живая реальность».Но что может быть особенно таинственного в уборщице, санитарке, кочегаре, бухгалтере, учителе, наконец? Возможно, то, что все они живут в неком городке? Это городок из детства, своего рода миф, почти по Маркесу («Сто лет одиночества»), но это все-таки русский городок, хотя и выросший на нерусской почве. Вот этим-то, вероятно, и объясняется неповторимое своеобразие авторской интонации, то ли сказовой, то ли из области «сюр». Не случайно автор заметил однажды, что «буйда» на одном из польских диалектов означает «сказочнок, лжец, фантазер». Но послушаем прямую речь Юрия Буйды:»Я родился в Калининградской области через 9 лет после войны… Десяти-двадцати-тридцатилетний слой русской жизни зыбился на семисотлетнем основании, о котором я ничего не знал… И я не знал иного способа постижения этого мира, кроме сочинения этого мира…И ребенок начинает сочинять, собирая осколки той жизни, которые силой его воображения складываются в некую картину… Это было творение мифа…».
Что такое послевоенная Восточная Пруссия? От семисотлетней истории пришельцам остались лишь декорации - дороги, замощенные булыжником, дома с черепичными крышами, островерхие кирхи, кладбища…Развалины. И на этих развалинах чужой жизни пришедшие из тоже разоренных войной русских селений очень разные русские люди пытались строить новую жизнь. С нуля. Да, с нуля началась эта новая жизнь, потекла, пестрая, худосочная, бедная, привычно жестокая, со всякими тоже привычными «свинцовыми мерзостями». Утратившие корни люди строят новую жизнь на новом месте по старому образцу, но оно, это новое место , бросает свою тень ( или свой свет? кто знает?) на вечную русскую драму, окрашивая ее в мистические, загадочные, романтические тона. Не оттого ли и эти «беспричинные люди» - пьяницы, бездельники, преступники, сумасшедшие, горемыки, бессребреники - тоже кажутся исполненными высшего знания, приобщенными к тайне бытия, -- с ч а с т ь ю. Они, обездоленные, нравственно или физически искалеченные, в чем-либо неполноценные, ущербные, оказывается, знают и понимают о жизни больше «полноценных», нормальных людей. Они награждены автором талантом, который восполняет ущерб с лихвой. Это талант ЛЮБВИ. Грани этого таланта человеческого и раскрываются в разных рассказах Юрия Буйды, а заодно и он сам со всем, что ему дорого, Что он ценит в мире и в людях. Но что это все-таки за мир? Выдуманный, иллюзорный? Выморочный, может быть? Ведь он, по преимуществу, страшный. И какова тут роль «чужой» земли? Вновь дадим слово Юрию Буйде: «Это была жизнь, которая одновременно была сновидением. Сновидением созданы из того же вещества , что и слова… Тени и тайны принадлежали чужому миру, канувшему в небытие. Но странным образом эти тени и тайны.. стали частью химии моей души». «Химия души» автора – что стоит за этой красивой метафорой? Из всех реалий, фантазий, фантасмагорий даже, слитых воедино в колбе души писателя, рождается столь традиционное для русской литературы, но от того нисколько не прискучившее, не ставшее банальным общим местом Д О Б Р О, которое греет наши читательские души (тоже своеобразная химическая реакция, если следовать лексике Буйды). И неважно, что русско-прусский городок Буйды напоминает нам , при всем своем своеобразии, о провинциальных городах и городках и Горького, и Щедрина, и Замятина, и Платонова (ряд можно продолжить), важно наследование гуманистической идеи, свойственной русской литературе: и над бездной можно ( и нужно? ) строить мосты, преодолевая пустоту и уродства жизни, строить с Урблюдами, Тарзанками, Матросками, строить благодаря им, обретая смысл и некоторую устойчивость на этом раскачивающемся мосту. И рассказы Буйды - не постмодернистская игра, не тексты-сновидения, тексты-фантазии, утверждающие сами себя как » самоценное творчество», но прежде всего утверждение «ЦЕЛОГО». То есть ЧЕЛОВЕКА. Юрий Буйда пишет:»Путь к целому - путь трагический, путь через разлад». И разлад, и целостность - вещи взаимоисключающие - присутствуют в творчестве Буйды, ибо человека он воспринимает целиком - с его некрасивостью, ущербом, социальной приниженностью ( вечный маленький человек русской литературы! ), видя сквозь и поверх этого в каждом своем герое ТАЛАНТ ЖИТЬ ВНУТРЕННЕ ЦЕЛОСТНО, гармонично ( но это относительно самого себя ). Дело в том, что этот талант, неочевидный с точки зрения житейской логики, становится очевидным благодаря таланту автора Т А К рассказывать свои истории. Великолепен Колька Урблюд (рассказ «Колька урблюд»), «незабвенный урблюдище», которого «бабы… любили, как никого другого, - за то и убили». Жизнь его «непутевая», «смерть нелепая», сам он « охломон, балбес и шалопай», «беспричинный человек». Отчего же невольно соглашаешься со словами Клавки, жены забитого бабами Урблюда: «Второго Урблюда нет и не будет - один он, как Бог». И с выводом автора: «Она, конечно, права , хотя причем тут Бог - непонятно.» Вот в этой непонятности и загадка рассказа. Непонятность умственная, так сказать, оказывается вполне понятной на уровне чувств. И так в каждом рассказе Буйды. Урблюд добр, у него щедрое сердце, которого «на всех хватит». И потому , умирая, он думает об этих несчастных бабах, и последние его слова:»…я вас всех прощаю…». «Вот и вся история».
Такая же незатейливая история в рассказе «Пять-пять-пять». В городке есть школа дураков. В ней воспитываются умственно отсталые дети. Среди них сын Люси Логиновой, она часто навещает, удивляя директора. «Вот чем отличается мать от твою мать», - говорит он о Люсе. Муж пил и бил жену нещадно, потому и родился сын-дурачок. Да и сама Люся иной раз начинала заговариваться, отчего и речь ее звучала бессвязно, вроде «пыть-путь-пять». За это и прозвали ее «пять-пять-пять». При этом Люся писала стихи и даже выступила однажды на концерте профсоюзного собрания: Россия-мать, как я люблю тебя, твои прозрачные реки и поля, твоих людей и птиц на небесах. О как люблю во всех тебя красах, Россия-мать, хоть ты люби меня!
И зал разразился аплодисментами, которым позавидовал бы даже Пушкин. И к сыну она приезжает каждый раз с новым стихотворением. Мальчик слушает их, жуя булку. А возвращаясь домой, со счастливыми слезами, Люся повторяет строки любимого своего , хотя и написанного на заказ для надгробия, стихотворения: Ты со стаей лебединой Улетела в небеса на земле звалась Мариной, Была девушка – краса. Так щемяще звучат последние строки рассказа: «В небеса, в небеса… была девушка – краса…»
Так что же, чтобы обрести Целое, надо обязательно иметь какой-то ущерб, странность, « чудинку», как у героев Шукшина, «ненормальность» , например, - родиться с одной ногой (рассказ «Одноногая жизнь одноногого мужчины») или иметь « фарфоровые ноги», как у героини одноименного рассказа замарашки Лизы Столетовой? Ничего особенного не было в этой невзрачной девушке Лизе, но вот произошло что-то значительное, в чем никто не сомневался: ей подошли фарфоровые туфельки - и она стала принцессой. Ноги ее со временем стали студенистыми и рифлеными от толстых, как бельевые веревки, вен. Но раз в году она легко и свободно надевала все те же фарфоровые туфли на свои желтые, ороговевшие ступни 38 размера - Бог знает, как получалось, но раз в году - получалось, и всякий раз муж вспоминал, как их владелец Капитан Леша назвал ее ноги фарфоровыми. «Хотя что это такое - никто не знал, как никто не знает, что такое КРАСОТА, ЛЮБОВЬ ИЛИ СМЕРТЬ». Возможно, ответ на загадку рассказов Буйды в этих последних словах рассказа «Фарфоровые ноги».
Прокомментировать их можно еще и так: никто не знает, что это такое, но многие догадываются, что ЭТО ЕСТЬ.
Чтобы постичь Юрия Буйду, надо прочесть много его рассказов, один за другим. И это, конечно, громко сказано, - постичь. Приблизиться к его приоритетам, его ценностям. Читая рассказы, выходишь на некие важные для автора слова-понятия, важные для всех, но современная литература не находит нужным или стыдится их произносить: любовь, счастье, жизнь, смерть, которой нет, пока есть Любовь, Память, Слово.
И получается, что Юрий Буйда очень традиционный писатель, ведь эти понятия - всегда центральные для русской литературы.
И что же? Это-то и прекрасно. Да, на дворе ХХ1 век, но эти слова ничем себя не скомпрометировали, и если жизнь довольно-таки уродлива, то есть и другая реальность - реальность творчества. В ней тоже много «лишнего», в ней тоже живут заброшенные «беспричинные» люди, но они способны, как Тарзанка, заставить танцевать весь городок, сотворив истинное чудо; способны, удивляя всех, перепрыгивать через шлагбаум и даже платформу с гравием, которую тащит маневровый паровозик; вступить в бой с неведомым чудовищем, искупая чужие грехи, как одноногий Иван Соломенцев; способны и других заразить… любовью, талантом, добром.
Ведь любовь заразна, как говорит одноногий Иван. Заразилась же от Ивана «говноротая» Машка Геббельс, которую прозвали так за грязный язык. Или красавица Ази, прекрасная, добрая, чуткая, но способная бездумно обидеть словами, заразившись от мужа, научилась же относиться к словам бережно. И молчать, ценя слова. И вот уже, краснея, Машка говорит об Иване: » Наверное, мы сделаны друг для друга. Называется : любовь. Теплое одиночество, живое, на двоих».
И пусть у кого-то это вызывает злость, настоянную на зависти. И пусть орет Любка, у которой от пятерых мужчин было семеро детей: «Называется по-другому! На всякую гайку когда-нибудь да найдется хрен с винтом! Вот как это называется. Начиталась книжек…». Но почему же при этом Любка захлебывается слезами? Значит, и на нее эти слова действовали. Значит, и на нас. И в этом высокая миссия СЛОВ.
Да, Юрий Буйда верит в слова. Но словам надо «владеть». В этом убежден главный герой рассказа «ХИМИЧ». Оно должно помогать в беде, исцелять душу, останавливать злодея или возносить праведника. Таково мнение Сергея Сергеевича Химича, но очевидно, что такова же позиция автора. Буйда не позволяет себе эти слова произносить как прямую речь; о себе он говорит, что пока научился только ставить точку.
Но и это - немало. Точка - это остановка на том месте, где сказано, например: « Я люблю тебя. Теперь я не умру. Я это вдруг понял: теперь я никогда не умру. Значит, я люблю тебя.» Такой вот заколдованный круг, прекрасный и таинственный. И точка. Мы остановились на этом месте, задумались. Это ли не задача художника?
Итак, рассказ «Химич». На нем мне бы хотелось остановиться подробнее, потому что этот рассказ представляется мне тем, что принято называть квинтэссенцией творчества (по крайней мере, на данном этапе). И еще потому, что он трогает душу, умиляет, радует… Герои в этом рассказе счастливы, они обретают ЦЕЛОЕ, соединившись.
Действие рассказа происходит все в том же городке с рекой Преголей, железной дорогой, оврагом и другими уже узнаваемыми географическими объектами местности. Герои рассказа - учителя и ученики. Все вполне реалистично. Но есть в этой реальности , как почти всегда у Буйды, и момент таинства, мистики, вырастающей из заурядного, обычного.
Как же произошло, что красавица и умница Азалия, или Ази, как называют ее все вокруг, влюбляется в недотепу и увальня, к тому же тяжелого сердечника, неудавшегося учителя, теперь лаборанта, человека вялого, нерешительного, «неуклюжего косноязычного очкарика»? Их свадьба становится сенсацией для полусонного городка. В решении красавицы видели даже « не каприз, но - темную тайну и уж никак не любовь».
Что же вдруг открыла Ази в Сергее Сергеевиче? Что преобразило в ее глазах Химича?
«Все его считали очень нерешительным человеком, а некоторые вдобавок человеком в футляре, вроде учителя Беликова из чеховского рассказа». Он и был учителем, но только один год. А затем его место заняла юная Азалия Керасиди, в которую сразу влюбились все ученики. Химич стал лаборантом. Без обид. Ази, «гибкая, тоненькая, подвижная, смуглая, с темно-зелеными блестящими глазами, прекрасно справлялась с обязанностями учителя, и все забыли о недотепе Химиче».
Ази посмеивалась над его страстью к порядку в лаборатории. Когда в классе проводились опыты, он места себе не находил: не только подробно инструктировал учеников, но и класса не покидал до конца опыта.
- Как бы чего не случилось? - подшучивала над ним Ази. В ответ он лишь пожимал плечами.
Но однажды Ази вошла в лабораторию, села напротив Сергея Сергеевича и, закурив сигарету, кивнула на томик Чехова, лежавший между колбами: « Человек в футляре читает «Человека в футляре»?»
На этот раз Сергей Сергеевич не смолчал. Совершенно бесстрастным тоном он дает свою интерпретацию этого рассказа. Он говорит, что в нем краснощекие , вечно хохочущие здоровые люди зверски травят несчастного одинокого человека, который ничуть не лучше, но и ничуть не хуже их. От скуки они пытаются женить его. Между Беликовым и братом невесты случается ссора, после которой человек в футляре умирает. И Химич, раскрыв книгу, читает Ази: «Вернулись мы с кладбища в добром расположении. Но прошло не больше недели, и жизнь потекла по-прежнему, такая же суровая, утомительная, бестолковая».
«Видите ли, - говорит он, - человек в футляре оказался ни при чем». «Поэтому… Поэтому или не поэтому, все равно, но я прошу вас не называть меня человеком в футляре. И не лезть ко мне в душу, даже если вам вдруг стало скучно!»
Ази была ошеломлена. Она бросилась бежать. Ей хотелось плакать, хотелось вернуться и все объяснить… Но что объяснять?
Спустя месяцы, летом, Ази встречает на озерах, в уединенном месте, Химича и, поколебавшись, подходит к нему, заговаривает и узнает о нем неожиданные для нее, странные вещи: например, что он великолепно плавает, что у него больное сердце, что он любит спать прямо в траве,что … если он чего и боится, то совсем не того, что думают о нем люди…
И Ази вернулась домой счастливая… И каждый день из неполных шести лет, отпущенных им судьбой, Ази открывала странного своего мужа как неведомую, загадочную планету или страну - с городами и водопадами, ночными кошмарами и бездонным морем.
Однажды его сердце остановилось. Ази похоронила его с запечатанным письмом, которое она написала, узнав о его смерти. Никто не знал, что за весть она послала любимому в вечность. И когда кто-то в учительской предположил, что сомнения и нерешительность не покидали Химича и в момент смерти, Ази закричала, срывая голос: - Не смейте! Вы его не знали и знать не хотели! А я знала… я знаю его…
Любовь - она всегда в настоящем времени. Она больше жизни.
Рассказ «Химич» - о любви. О том, что неисповедимы пути любви и бесчисленны лики любви. О том, что безграничны глубины души и неисчерпаемы ее красоты. О том, как тайно скрыта, стыдливо целомудренна, потаенна от равнодушных, нескромных, насмешливых глаз может быть прекрасная человеческая душа. О том, что иногда с эгоистичных или равнодушных глаз может спасть пелена, и тогда откроется планета души, и произойдет соединение, и это будет послание в ВЕЧНОСТЬ.
А завершить обзор хотелось бы цитатой из еще одного цикла под общим названием «Последний». Это рассказы-метафоры, выходящие из знакомого круга тем и героев, объединенных городком.
Итак, рассказ «Тоннель». Я воспринимаю его как аллегорию. Рассказ завершается такими словами: «Теперь я рою один. Землю рассыпаю тонким слоем за собой и тщательно приминаю ее. Впереди еще много работы. Разум твердит, что длина тоннеля не превышает продолжитедбности моей жизни. Но сердце верит: тоннель бесконечен, как смерть».
СЕРДЦЕ ВЕРИТ…
