Отражение жизни страны в эпизодах
художественных произведений 20-х – 30-х годов
А. Серафимович. «Железный поток» (2 глава)
(из опыта работы)
Тарасова Наталия Анатольевна
Во 2 главе А. Серафимович показал многотысячную толпу, «море», под названием «армия». Это «море» как символ стихии, обновления; оно должно принести обновленную жизнь. Но для этого надо быть организованной массой. А в данном фрагменте масса пока разноголосая, разношерстная. Это как будто случайно собранная масса людей. По их головному убору можно определить их социальный признак: «Лохмато-воинственные папахи, измызганные фуражки, войлочные горские шляпы с обвисшими краями».
Нет, это не кадровые военные: «Есть дослужившиеся до офицера солдаты красной армии, парикмахеры, бондари, столяры, матросы, рыбаки из городов и станиц. Все это начальники маленьких красных отрядов, которые они организовали на своей улице, в своей станице, в своем хуторе, в своем поселке.»
Но это еще толпа, не армия. Она возбуждена, в ней скрыта огромная энергия. Когда командир полка Воробьев своим зычным голосом обратился к ней, то голос его казался «крохотным» «перед тысячами бронзовых лиц, «перед тысячами устремленных глаз». Из хаоса реплик, гула вырывается глухая и слепая безадресная досада: «Пошел к черту!» «Долой!», «К бисовой матери!» «Бей его, разэтак их!» толпа – это голодный зверь, природа его не знает насыщения.
Автор настойчиво повторяет мысль о стихийности толпы: «Да разве можно разобрать, кто что кричал».
Кто усмирит и дисциплинирует эту массу? Кто организует ее и предотвратит лишнее кровопролитие? Может это тот, кто стоит у ветряка, «низкий», «весь тяжело сбитый, точно из свинца», «со сцепленными четырехугольными челюстями». Серафимович нарочито подчеркивает в его портрете такие детали, как глаза «как два шила», «ничего не упускающие глазки», «серые глазки». И «тень от него лежит короткая». Эпитет «короткая» играет свою смысловую образную нагрузку: «короткая», может быть, как команда, как приказ, который надо будет отдать в нужный, решающий момент. Пока же он не командует, не приказывает, он только наблюдает за стихийной толпой, которая пока не подчиняется ему («голову ей (тени) оттаптывают кругом ногами»).
Когда же этот «весь тяжело сбитый, точно из свинца», разомкнет свои «четырехугольные челюсти», чтобы усмирить разбушевавшееся море?
Анализ эпизода романа Б. Пильняка «Голый год».
Глава 1. Изложение. «Оленька Кунц и мандат» (от начала главы до слов «бесстрашное слово: расстрелять»).
Данный эпизод рассказывает об обычном для нового времени деле: очередное решение комиссии исполкома о расстреле. Кого будут расстреливать, сведений нет. Для участников этого эпизода это и не важно, ведь дело расстрелов поставлено на поток.
Эпизод начинается с того, что делопроизводитель Оленька Кунц утром на службе печатает мандаты на расстрел. Это ее обычная работа. Она даже не задумывается о том, насколько страшные бланки она размножает на машине «Фенео». Ее заботит лишь одно: как наиболее профессионально поставить «неумелым своим почерком» подпись «О. Ку» с хвостиком, «и палочки, и хвостик».
Как противоположность страшной картине – место, где теперь располагается исполком.
Это бывший женский монастырь, где, как в прежние времена, при монахинях, все «чисто и светло», а «на открытых оконцах грелись герани и бальзамины, в монастырском саду пели птицы».
На фоне этой идиллической картины «кожаные люди – знамение времени – в кожаных куртках (большевики!)» – спокойно собираются в исполком на свою службу к начальнику Архипу Архипову решать судьбу других: спокойно соглашаться с решением свыше – расстреливать.
Автор не комментирует происходящее. Он, как в репортаже, дает точную сводку событий.
И только по художественным приемам мы можем совершенно точно видеть его отрицательно отношение к происходящему. Вот описание людей нового типа: «…каждый в стать, кожаный красавец, каждый крепок, и кудри кольцами под фуражкой на затылок, у каждого больше всего воля в обтянутых скулах, в складках у губ, в движениях утюжных, – и дерзании», «лучший отбор». А во всем их облике чувствуется послушное стадо, которое выполнит все, что ему прикажут, ведь вряд ли они задумываются о том, насколько морально все, что они делают. А думать не надо, они даже «Карл-Марка» не читали.
Зловещую идею этих образов Пильняк подчеркивает множественными повторами: «каждый», «кожаные».
И только природа «отцветает желтыми сумерками», «сырыми туманами». А герань и бальзамины здесь случайные, как отголосок прежней жизни. Теперь все будет так, как говорит современный поэт Петр Орешин: «Или – воля голытьбе, или в поле на столбе!»
Что же они выберут? Нетрудно догадаться…
Анализ эпизода из романа И. Эренбурга «День второй» (гл. 3: от начала до слов: «Так строился завод»).
Эпизод рассказывает об одной из социалистических строек-заводе.
На возведение завода «приехало двести сорок новых строителей». Позади они оставили свою прежнюю жизнь и каждый свое «разное горе». Кто же эти строители? Вот Егор Шуляев, бывший колхозник, он явился свидетелем несправедливой, по его мнению, коллективизации. Не было ему там «спокойствия», и подался он на стройку в надежде обрести спокойную жизнь. А вот инженер Карпов, присланный из Москвы. Там он оставил жену, друзей, премьеры в Художественном театре, свою родную Тверскую улицу. И хоть храбрится он, успокаивая себя тем, что здесь и есть настоящая работа, видно, что тоскует он о своей московской жизни.
На стройку приехали и три сестры Тумановых, пострадавшие от коллективизации, бежавшие от тяжелой колхозной работы. Здесь они тоже становятся участниками стройки.
От тоски на стройке оказывается партизан Самушкин, которому нет места в мирной жизни, потому что не было кругом «опасности» и «побед».
Здесь и писатель Грибин. Ему надо написать новый роман в духе времени, и он на стройке в творческой командировке: надо наблюдать энтузиазм трудящихся. Только без энтузиазма творческого принимается он за дело.
Совсем непонятно, зачем (для него самого) в далекий край прибыл шорец Мукаш – его послали вместе с русскими строить гигант.
«Елена Александровна Гарт приехала на стройку как переводчица». Есть у нее мечта: «Вдруг какой-нибудь американец влюбится в Елену…» И тогда она уедет с ним в его далекую страну.
Все эти люди объединены общим делом – строят завод-гигант. У них теперь общая судьба и общие трудности, которым, казалось, нет границ. А поэтому, несмотря не героические лозунги, типа «Мы строим гигант!», счастья у строителей не прибывало.
Писатель И. Эренбург на примере Кольки Ржанова показывает состояние людей: «Он видел вокруг себя усталых и несчастных людей». Но отступать было поздно, и Колька вместе со всеми включается в борьбу за первенство в труде, где дух соревнования держался на личной обиде: работай и будешь первым. И Колькина бригада побеждает ценой отречения самого себя от окружающей жизни. «Строя», люди «не улыбались. Их подгонял голод и колонки цифр». Их труд был фантастичен: «…все они работали скорее, нежели могли». «У строителей были лихорадочные лица от бессонных ночей. Они сдирали с рук лохмотья отмороженной кожи… Люди теряли голос, слух и силы». Во имя великой идеи революции были забыты такие составляющие человеческой жизни, как любовь, брак, деторождение, счастье семейной жизни. В условиях социалистического строительства это отмирало.
Так идеи революции (теперь уже мирного строительства) претворялись в жизнь. Вслед за писателем И. Эренбургом хочется спросить: «Это гуманно?» Конечно, нет. Но в новых условиях рождалось новое сознание. С этим новым сознанием для России началась новая эра – строительство коммунистического общества.
