Анализ-исследование рассказа
Владимира Маканина «Кавказский пленный»
Щур Александр Владимирович
Анализ художественного произведения… Основной вид работы на уроках литературы. Разработана методика этого вида деятельности. Правильная, умная. Казалось бы, нет ничего проще: изучи и применяй на практике. Но когда видишь перед собой на уроке множество пар глаз, с интересом устремлённых на тебя, такая простая схема, заранее приготовленная, начинает представляться ненужной, неуместной. И думаешь только об одном: как сделать так, чтобы интерес не пропал, чтобы живое слово, сказанное когда-то давно, дошло до душ юных читателей.Преисполняешься огромной ответственностью, ибо ощущаешь себя проводником мыслей и чувств гениальных мастеров слова.
Слова…Мы все привыкли к ним и произносим, не задумываясь, не придавая им порой особенного значения. Всуе звучащее слово становится затёртым, теряет глубинный смысл. Но как загораются глаза молодых читателей, когда столь знакомое, привычное им слово вдруг засверкает совершенно новым светом!
Анализ стиля писателя, художественных средств, им применяемых для выражения своей позиции, представляется наиболее трудным, но и наиболее интересным в работе над художественным произведением.
Вспомним: «Стиль всякого писателя так тесно связан с содержанием его души, что опытный взгляд может увидеть душу по стилю, путём изучения формы проникнуть до глубины содержания». Так А.Блок в едином высказывании точно выразил специфику авторской деятельности.
Итак, перед нами непростое произведение не классической литературы – рассказ В.Маканина «Кавказский пленный» (1994г.)
Предлагаю своё прочтение данного произведения, опираясь на особенности стиля писателя, форму художественного произведения.
Кавказ.
199…год. Идёт бессмысленная война, где российские солдаты убивают кавказцев и наоборот. «Приказы выполняются, а не обсуждаются»,- гласит воинский Устав. На войне как на войне.
Горные склоны. Двое простых солдат, недавних школьников, Рубахин и Вовка, возвращаются в свое подразделение. Знойное кавказское лето, ласковое солнце, горные пики гигантскими атлантами держат небо. Земля. Небо. «Между землей и небом - война»,-
поёт и поныне уже покойный певец Виктор Цой. Его песня могла бы быть достойным музыкальным сопровождением сюжета рассказа.
Авторские слова спешат пригласить нас к беседе: « Солдаты скорее всего не знали, что красота спасёт мир, но что такое красота, оба они, в общем знали».
Вспоминается высказывание Ф.М.Достоевского: «Красота спасёт мир». Наверное, обыкновенный парень из донских степей Рубахин ( фамилия- то говорящая!) мог и не знать данной фразы по различным причинам. По нашим понятиям, чувство красоты входит в человека с молоком матери. С этим чувством человек рождается. Можно всю жизнь потратить на изучение красоты, роясь в толстых фолиантах мудрецов, но так и остаться на всю жизнь без этого чувства красоты в душе, Красоты Истинной, той, которая идёт от совести. Можно смотреть, но не видеть, осязать, но не ощущать. Нет - нет да и встречаются нам отдельные индивидуумы с фирменными значками, круглыми и яркими, на груди. На них начертано: «Делайте любовь!» Это как раз те, которые знают, но не чувствуют.
Главной темой произведения я бы назвал «Война и человек на войне».
Война и красота - понятия несовместимые, если рассуждать, не принимая во внимание то обстоятельство, что войны немыслимы без людей. На мой взгляд, человек, в первую очередь, существо чувствующее и только затем мыслящее. Именитые философы правы: «Мир даётся нам в ощущениях».
«Солдаты хорошо чувствовали красоту гор - она пугала».
Бытует изречение: « Красота – страшная сила». Нельзя быть немножко красивым. Красота либо есть, либо ёе нет,- потому она и страшит нашего героя Рубахина. «Более» всего волновала равнинную душу Рубахина «высокая трава, дышавшая под несильным ветром. Но быть на незнакомом открытом месте – всё равно, что быть на мушке». Здесь классическое противопоставление природы и войны. Невинная красоты природы, где «высокая трава на солнечной равнине «дышит» физически, так, как хочется «дышать» очарованному этой красотой Рубахину. Им бы слиться воедино и дышать вметсе в благостном упоении, ведь природа – мать и человек – дитя её .
Война враждебна природе и человеку. Коварный Молох, бог войны, вживляется в чувства Рубахина, до предела обостряя в нём инстинкт самосохранения – главное на войне. Тугой нерв инстинкта заставляет Рубахина по – иному воспринимать краски природы. Они преобразуются для солдата из «окрашенной солнцем поляны в пугающе «выпрыгивающий вдруг» из горной теснины ручей.
В мирное время человек не задаётся вопросом, бывал ли он ранее на данной местности. Ему нравится окружающая природа, он любуется её красотой. Война же, напротив, завладевает интуицей, инстинктами человека, помимо его воли, поэтому «незнакомое открытое пространство», хоть и красивое, воспринимается эстетически лишь вначале, чтобы тотчас затем уступить в чувствах место инстинкту самосохранения.
На войне человек стремится выжить. Если ты на незнакомом месте чувствуешь себя всё рано что «на мушке», значит, ты прав, дополняем мы, потому что бдишь. Значит, лукавый Молох, украдкой заглядывая тебе в глаза, одобрительно похлопывает по плечу, молодец, мол, солдат, так держать, люблю способных учеников. У бога войны своя школа ценностей, своя этика и эстетика: превосходства смерти и отрицания жизни. Молох любит наставлять: «Чем больше у тебя врагов, тем ты сильнее».
Война не искореняет в Рубахине способности ощущать красоту. Наоборот, она жизненно необходима. Эта способность помогает выжить. В боевых условиях выживание – твой самый близкий товарищ. Красота в рассказе появляется как знак. «Красота шагает неподалёку от солдата, «с присмотром», «заставляет насторожиться, помнить».Она на войне не даёт забыться, расслабиться. Она, как заманчивый ядовитый плод. Который не привлечёт внимания опытного путника и отравит нерадивого. Незнакомое пугает, а на войне стократ.
Рубахин приходит с докладом к своему начальнику, подполковнику Гурову, и просит его дать подкрепление, чтобы освободить наши грузовики, окружённые боевиками. Гуров отказывает в просьбе, так как грузовики с военным имуществом « влипли в ущелье по собственной дурости». Жестоко с его стороны, кажется нам, поначалу. Но мы не знаем характера данного офицера. Для этой войны образ Гурова достаточно реалистичен. Нет больше войн в белых перчатках. Гуров груб и властен, даже жесток, но он практик до мозга костей. Подтверждением сказанному являются переговоры с гостем-чеченцем, связанным с боевиками, Алибековым. Кавказец просит продать ему автоматы и патроны для боевиков. Гуров нам видится как лавочник, а не как офицер российской армии. Мы торопимся выразить к нему отрицательное отношение: негодяй, торгующий смертью против своих же солдат. В дальнейшем выясняется, что Гуров трезво критикует эту войну как « дурную», на которой он воюет и «не стреляет», а только «иногда «разоружает по приказу».
Почему же боевой офицер стал неприятным менялой? Его вынудило к этому бездействие вышестоящего руководства, не снабжающего его солдат продовольствием. Поэтому снабженцем он становится сам. Он обменивает оружие на продовольствие, чтобы спасти солдат и самого себя от возможного голода. Занимается он этим делом не с целью личной выгоды.
Чеченская война грязна. Война превращена в коммерческое предприятие. Гуров не принимает ситуации, где «ни войны, ни мира», а он изучал ведь науку совсем не коммерческого рода: защищать Отечество, наказывать врага. Его учили, что на любой войне должен быть враг. Но на этой войне все извращено. Душой он не принимает войну, братоубийственность которой очевидна. Подполковник мысленно соглашается со словами чеченских стариков: «Куда русские, туда и мы! Чего мы друг в дружку стреляем?» Нельзя вчерашним друзьям в одночасье разделиться на два враждебных лагеря и ненавидеть. Как военный Гуров будет выполнять даже несуразные приказы, но как человек не может быть против Правды. «Не в силе Бог, а в Правде»,-древнеславянское изречение, истинное для любых времён.
Рассказ полон символики. Гуров в беседе с Алибековым пытается убедить себя, что последний является для него «пленным». Но Алибеков лишает его кажущейся уверенности в правоте и оставляет за собой последнее слово: «Это ты здесь пленный. Каждый твой солдат – пленный». «Нет,- возражает Гуров,- ведь долины наши». «Долины ваши, горы - наши»,- дерзко парирует чеченец.
Война- это политика, и солдат ей подчиняется. Символичность слов горца в том, что не он, Алибеков, пленник, заложник агрессивных интересов руководителей – непрофессионалов, организовавших в уютных кабинетах нелепую войну. Гуров - узник своей совести, так как, исполняя приказы, он болезненно ощущает их неправомерность и преступность, но продолжает участвовать во зле.
Для Алибекова горы святы: они ближе к Небу, к Высшей правде, к Богу, чем плоские равнины. Скалистые кручи для того и созданы небесным Провидцем, чтобы давать горцам надёжный кров и отдых, как дают они это орлу перед решающим и победным броском на намеченную жертву. Очевидно, таким образом и мыслит чеченец, гордо заявляя «горы – наши». Горы для кавказца последний оплот борьбы, символ жизнестойкости и веры.
Гуров не распорядился о выделении дополнительных сил для освобождения блокированной боевиками автоколонны, и Рубахин и Вовка берут инициативу на себя. Мужественные парни незаметно примыкают к чужому российскому подразделению, уходящему в горы для захвата пленных боевиков. Цели у обоих самые благие и патриотичные: «поймать боевика, самовольно увести его в горы, прикрывшись при этом, якобы, имеющимся разрешением Гурова, и обменять пленного на наши грузовики. Вначале им сопутствует удача. Рубахин и Вовка сопровождают пленного боевика, юношу – горца. Он красив до необычайности. Рубахин так же, как и Гуров, сомневается в правоте своего участия в войне. Рубахин – тоже «пленник» совести. «Какие враги, мы же друзья. Зачем нам воевать?»-спрашивает он пленного юношу, ища ответы на донимающие его вопросы. Он мучительно ожидает от чеченца какого-нибудь ответа. Сюжетную канву произведения все явственнее пронзает постепенно возрастающая музыкальная тональность. Вот уже ночью все трое мирно спят у костра, уткнувшись друг в друга головами, словно фронтовые друзья: два российских солдата и долженствующий быть им врагом прекрасноликий пленник.
«Ну разве это война, дорогой читатель?»-как бы обращается к нам автор. Эта картина ночного отхода оставляет впечатление почти осязаемое. Ты будто только что увидел живописное полотно мастера. Художник обличает войну и неистребимость человеческой бездарности, которая привела к тому. Что не успевшие ещё по- настоящему пожить на белом свете молодые ребята призваны к взаимному истреблению.
Постоянная неуверенность Рубахина вынуждает его принимать на себя вину перед пленным. Тут он предстаёт в роли гостя, невежливо обошедшегося с хозяином и старающегося загладить допущённый промах.
Сцена переправы через горную речку воистину апофеозна. Чувство вины Рубахина перед раненным в ногу чеченцем, красотою и обаянием которого он покорен (правильные черты, нежная кожа, длинные до плеч тёмные волосы почти сходились в овал, тонкий в нитку нос, карие глаза большие вразлёт и чуть вразнос). Рубахин нежно переносит на руках кавказца, рискует развязать пленному руки, угощает чаем. Дарит ему свои шерстяные носки, разжигает костер. Горец же «про себя мимолётно улыбался, как бы играючи одержав победу над этим огромным сильным детиной»
Да, красавец- боевик одержал победу, победу нравственную, всем своим присутствием являясь живым укором и без того неспокойной душе Рубахина. Хрупкий кавказец покорил донского богатыря силой духа. Самый крепкий российский солдат, перенося через ручей раненого мальчишку- воина, с этого момента начинает тернистый путь очищения души от скверны и от пороков.
Уста одного из персонажей «Братьев Карамазовых» говорят: «в тебе всё правда. Но в тебе мало нежности. Знаний, ты не прав». Нежность пришла к Рубахину через сочувствие, сострадание к такому же человеку, как и он сам. «Сострадание пришло ему в помощь очень кстати и откуда-то свыше. Как с неба». «Правда состоит в нежности по отношению к себе подобному»,- делаем мы вывод. Гуманистический пафос рассказа в этом и состоит.
Евангельская нить имеет кульминационное значение в конце рассказа. Вспомним внешний вид подростка – пленника, который так привлекал внимание Рубахина. Он представляется неземным, ангелоподобным, а отнюдь не воинственным. У нас возникает мысль, что он и есть ангел, посланный Богом, чтобы стать символом креста испытания, который Рубахину нужно перенести через реку.
Снова и снова мы возвращаемся к кульминации рассказа- переправе через реку, и дальнейшая дорога Рубахина в горы представляется восхождением на Голгофу, где и будет вершить над ним суд Высшая Совесть, Высшая Правда, сам Всевышний. Там ему придется держать ответ за убийство пленника. «Как Рубахин мог убить ангела? Он же был сначала нежен и заботлив к нему. Это- полнейшее несоответствие»,- таковы возможные возражения читателей.
Но, увы, всё обстоит как раз очень гармонично. Не следует забывать, что идет война, которая диктует свои аксиомы поведения. И Рубахин их выполняет свято. В сцене убийства , по нашему мнению, вновь появляются Бог войны и Господь, которые пробуют экзаменовать Рубахина : первый- на верность воинскому долгу и присяге; второй- на чувство гуманности.
Не убить- значит подвергнуть смертельной опасности и свою жизнь, и жизнь Вовки. Отпустить пленного на свободу- значит потерять честь, то есть не выполнить план обмена.
Но отпустить- это гуманно по отношению к жизни чеченца.
Гуманно ли убийство врага на войне? Противопоставлены ли солдатский долг и гуманность? Такие вопросы ставит автор. И отвечает- да, ведь убийство врага на войне- это и есть проявление гуманизма по отношению к тем, кто стоит за твоей спиной. А воинский долг способствует проявлению человечности.
Лицо погибшего пленника часто предстаёт перед Рубахиным, вначале нечётким, затем , «словно бы прощаясь и, быть может, прощая его», обрело ясные черты. Эта сцена прощения Рубахину ангелом его грехов. Здесь герой как бы рождается заново.
Отсюда начинает он свою новую жизнь подвижнику, защитника людей. Возможно, святого.
Пожелаем ему светлого пути.
Произведение В.Маканина неоднозначно…Тем и интересно. Заставляет юных читателей задуматься о вечных ценностях и поразмышлять о них, опираясь на жизненный материал, не столь далёкий от них во времени.
