Вот пришел великан: К.Д. Воробьев
Бенто Татьяна Александровна
1996 год. Вся страна провожает великого человека. Провожает в последний путь. Второй последний путь. Умер он еще в 1975 году. А на родной земле похоронен лишь сейчас. Прах привезли прямо из Вильнюса в Курск. Событие поистине колоссальное. Прах этот принадлежит замечательному писателю, так много сделавшему для России. Прах это принадлежит Константину Дмитриевичу Воробьеву.На письменном столе лежит чистый лист бумаги. На нем название будущей книги, книги о себе – «Розовый конь». Чуть ниже с правой стороны – эпиграф: «Жизнь моя, иль ты приснилась мне…» С. Есенин.
Это последние слова, написанные Его рукой. До болезни свою главную книгу думал назвать «Это мы, Господи!» Теперь же этот эпиграф стал нужнее, ближе, в нем всё. Рукопись этой книги в 1986 году находит аспирантка Соколова в архиве журнала «Новый мир». Годом позже в 1987 году выходят 2 повести Воробьева. И лишь тогда страна узнает и признает своего писателя.
Книга писалась в подполье, когда Константин Дмитриевич был в плену. Печатную машинку зарывали в землю. Опасность и голод. Пустота и бессилие. Жизнь и смерть. Все это окружало писателя.
«Я чувствовал в себе законченную готовность вынести любую пытку: раскаленный железный прут спиралью вокруг тела; медленное отнятие конечностей; выкручивание жил и показ палачом на своей красной ладони синего яблока моего глаза. Пусть все это случится, пусть будет, но только б обрести миг и встать с колен на ноги, только б совершить свое безвестное мщение!» Он всю жизнь боролся, терпел и творил. Еще с детских лет непримиримое чувство голода не покидало его: «Мне всегда хотелось есть, – говорил он, – потому что никогда не приходило наедаться досыта». Так он чувствовал себя лишним и ненужным, дополнительным ртом (как сам себя называл).
«Однажды в знойный летний день, идя по полю (было ему 12 лет), увидел следовавшую за ним тень, над головой которой сиял нимб, – пишет его жена Вера, – это признание меня поразило: легенда о нимбе тревожила меня тоже лет в 12 – 13. Я мечтала стать писательницей и прочитала, что у писателя над головой должен засиять нимб».
В детстве его дразнили «подкрапивником», «белый, белый, кто тебя делал» и разными грязными словами. Мать его жила с отчимом и другими детьми, не родными для него. Иногда ему казалось, что сердце должно разорваться от горя и всех обид, которые безжалостно наносили ему сверстники и взрослые. Так и прожил всю жизнь непризнанным: ни в семье, ни в стране. Однако ничто не могло устрашить желание писателя – говорить правду. 1935 год. Разгар тоталитаризма. Он пишет стихотворение «На смерть Куйбышева», за которое был исключен из комсомола:
Ты не увидишь больше гноя
От ран, ты кои наносил
Народу бедному. Судьбою
Тебе написан этот рок,
Ты не один, в аду с тобою
И Сталин будет в краткий срок.
Константин Дмитриевич всегда выражался так, как думал. Не боялся политических упреков. Вот и в письме В.В. Петлину, не стесняясь, пишет: «Я и в самом деле пишу роман. Сюжет его – просто жизнь, просто любовь и преданность русского человека земле своей, его доблесть, терпение и вера. <…>Начало его – 30 – е годы, конец – 60 – е, нашего, как говорят, столетия. Наверно, в нем будет и о так называемом «культе». Я не боюсь того, что темы этой чуждаются издатели, хотя и не все. Ведь если говорить правду, то тема «культа» по существу еще совершенно не тронута».
Литва и Россия – две Родины писателя. Он метался между ними. В 47 году в Литве пишет о русском крестьянстве. Хотя сердце его всегда мчалось в Россию, а она его не принимала. Почтовый ящик то и дело оказывался взломанным или подожженным изнутри. Он хотел переехать в Псков – не давали разрешения. Снимал какую – то конуру в деревне, чтобы детей дома не стеснять. Поэтому значительную часть жизни прожил на литовской земле, которая защитила его и во время войны и после, несмотря на то, что душа кричала: «Хочу в Русь!».
Константин Воробьев обладал уникальным чувством юмора, однажды написал в письме похвалу другу за написанное произведение: «Я аж заплакал. Молодчина же ты, мой выхухоль! Пусть все знают! Все знают!» Считал, что главное – это писать. По возможности хорошо. И писал. Работы отправлял друзьям, их мнение ценил и уважал. Прежде всего, своего главного друга в жизни – Воронина. Сколько писем написано, сколько поддержки получено. Как Константин Воробьев любил с ним ездить на рыбалку! «Очень, прямо с каким – то болезненным нетерпением жду весну, чтобы забиться на день – два на какое – нибудь пустынное озеро и прильнуть к поплавку, и почувствовать себя человеком – родней всему прекрасному, что осталось еще на земле. Смешно сказать, но я дважды в неделю проверяю удочки, ложу – примеряю нопела – стыки, проверяю поплавки в ванне».
К 70 – м годам обострилось социальное одиночество. Он все глубже уходил в неприятие действительности, лживое газетное слово отвращало его, и невольно это перенеслось и на авторов этого слова.
Он стал просыпаться рано, а иногда среди ночи и, как ни старался, не мог заснуть до утра. И вот однажды он проснулся от какого – то необъяснимого страха. Лежа в темноте, он чувствовал, что этот страх не проходил. И он вник в него и понял, что это страх за прожитое, – как он прожил свою жизнь. Спускал легкомысленно. Но именно это выдвинуло его над всеми.
«Вся моя жизнь – сплошное несчастье, но ведь я выходил все же победителем, хоть и в крови были душа и нос. Выползу и на этот раз». Так писал он, и ведь, действительно, выполз, вырвался из железного занавеса, плена, полного непонимания, тяжелых лишений, вырвался, своей честностью, острым чувством справедливости и желанием быть таким, какой есть.
Мой мир – не растворов,
Мой – крепких эссенций,
Бой, грянув, творит и не ждет!
Но есть у меня беззащитное сердце,
И это меня подведет…
«Вот пришел великан, – сказал я. – Такой большой, большой великан. Вот пришел он и упал. Понимаешь? Взял и упал!»
В 1975 году этот великан ростом 1 метр 83 см умирает. 
