Александр Привалов
Что Фурсенко не войдёт в состав следующего правительства, поговаривали давно. А на прошлой неделе министр образования и науки вроде бы и сам публично подтвердил, что уходит. Что пользовался он при этом осторожными выражениями, допускающими разное толкование, — это ладно: не хочет несколько месяцев промаяться «хромой уткой», вполне понятная вещь. Но он столь определённо обрисовал путь, которым министерство должно — и наверняка будет! — двигаться в ближайшие годы, что возникли серьёзные сомнения: а стоит ли желать замены? Да, вождь Минобра — один из самых нелюбимых министров кабинета; ну и что? Вон, Зурабова совсем терпеть не могли, но полистайте форумы медиков и увидите, сколькие потом пожалели о его отставке. Не знаю, станем ли мы жалеть об уходе Фурсенко, но что радоваться у нас не будет оснований, Андрей Александрович предупредил публику со всей определённостью.
Дело было на годовой коллегии Минобра. На таких собраниях подводят итоги прошлого года и обсуждают планы на год нынешний, но министр в докладе говорил и обо всей своей восьмилетней работе на министерском посту: «Сегодня я вижу в зале тех, с кем мы начинали восемь лет назад. Я хочу поблагодарить вас всех. Уже 7 мая будет сформировано новое правительство. Оно будет развивать заданные нами направления. Это новый четырёхлетний, может быть, даже шестилетний этап в образовании». Затем министр пожелал удачи присутствующим «независимо от того, на каких должностях мы с вами окажемся». Нет, вовсе не факт, что Фурсенко уходит. Он ведь на брифинге после коллегии выразился ещё и так: «Мне говорят: чего ты устроил прощание? А я прощания не устраивал. Просто закончен важный этап, и я считал, что нужно подвести итоги. Нам с вами ещё предстоит весёлая и интересная совместная жизнь». И здесь оратор, безусловно, прав. Покинет он свой пост или нет, сделано уже всё возможное, чтобы жизнь в отечественном образовании и впредь кипела точно тем же весельем, что все последние годы. Новому министру, кто бы им ни стал, и вправду, похоже, деваться будет некуда, кроме как развивать «заданные направления», — карты-то уже розданы, и пересдавать их никто не собирается.
Что Фурсенко, подводя итоги, назвал важнейшим за свои восемь лет достижением? Что «общество приняло ЕГЭ». Это, вежливо говоря, не совсем так. Фонд «Общественное мнение» ежегодно проводит на эту тему опросы. Так вот, в опросе 2005 года ЕГЭ одобряли 22% респондентов, а осуждали 29%. А в опросе, проведённом летом 2011 года, одобряли 20%, а осуждали — 50%. Если так выглядит общественное приятие, покажите отторжение. Не знаю, как министру, но его команде фомовские данные известны наверняка. Так, прошлогодние результаты обсуждались в самом средоточии модернизаторов образования, в Высшей школе экономики. Характерна реакция адептов ЕГЭ, узнавших, что половина населения страны прямо осуждает их любимую затею, что против ЕГЭ высказались 87% жителей Москвы и 68% жителей других больших городов: «Практика, существовавшая десятилетия, когда абитуриенту подбирали репетитора из нужного вуза, чтобы репетитор обеспечил “успешную сдачу” вступительных экзаменов, была выгодна столичным жителям, практически не оставляя шансов другим. Введение обязательного ЕГЭ эту практику сломало». И всё. Даже заподозрить, что у каждого второго гражданина страны, у двух из трёх горожан, у семи из восьми москвичей могли найтись какие-нибудь другие, менее пошлые возражения против всесильного ЕГЭ, никто на семинаре в Вышке не решился. У Бунина где-то есть свирепый анекдот про Бальмонта. Тот, навестив Толстого в Ясной Поляне, якобы после радостно восклицал: «А ловко старик притворялся, будто ему мои стихи не нравятся!» Так и тут: хоть двести процентов выскажись против ЕГЭ, его авторов это не лишит приятной веры в собственную гениальность.
Общество не «приняло ЕГЭ»; оно скорее смирилось с ЕГЭ как с неотвратимым пока злом — и этому странно радоваться. Поговорите с практиками образования хоть полчаса, столько наслушаетесь и про егэизацию школы и школьников, и про степень достоверности егэшных баллов, и про качество наборов в ведущие вузы — уши завянут. Слова министра о том, что всё с ЕГЭ хорошо, означают на самом деле вот что: как мы не слушали никого, кроме себя, так и впредь никого, кроме самих себя, кроме узкого круга профессиональных реформаторов образования, слушать не хотим — и не станем. Хоть вы все, дорогие учителя и родители, глотки посрывайте под окнами наших кабинетов. О том же говорит нам и заверение министра, что стандарты для старших классов, так возмутившие публику год назад, спокойно дорабатываются — и начнут внедряться в будущем году. Междусобойчик всё тех же «модернизаторов», для разнообразия названный согласительной комиссией, работает без лишней огласки и, конечно же, выдаст на-гора чуть перелицованный кондаковский стандарт — опять-таки вполне независимо от того, останется действующий министр на своём посту или нет.
А чтобы уж окончательно убедить публику в том, что в Минобре ничего меняться заведомо не будет, Фурсенко сообщил, чем министерство займёт себя в ближайшие годы — в том самом «четырёхлетнем, может быть, шестилетнем этапе в образовании». Угадаете с одного раза? Ну правильно: размножением ЕГЭ. Мало того, что министерство хочет размазать школьные ЕГЭ по трём классам, с 9-го по 11-й — чтобы обучение повернее сменялось натаскиванием не в старших классах, а уже в средних. Но теперь у Минобра есть и новая цель: ЕГЭ — или что-то неотличимо на него похожее — должны будут сдавать студенты перед получением диплома бакалавра. Спору нет: сотни и сотни богаделен, которым Минобр разрешил называться вузами и выдавать дипломы государственного образца, — всесветное позорище. Их выпускники не знают ничего — они даже не знают, что на свете бывают знания. Поэтому какой-то независимый (от этой конкретно богадельни) контроль на выходе мог бы показаться неглупой затеей, не будь он насквозь лицемерен. Вы только вдумайтесь: Минобр говорит нам, что диплом бакалавра (установленного им же, Минобром, образца) со всеми проставленными в нём промежуточными и итоговыми аттестациями (которые велись по его же, Минобра, правилам), оказывается, не есть достаточная гарантия квалифицированности выпускника — надо же, какая нежданная неприятность! Тут очень полезно было бы сделать следующий шаг: признать, что сложившееся положение вовсе не случайно и не может быть списано на частные дефекты отдельных кефирных заведений. Мне на днях рассказали о преподавателе одного из виднейших университетов страны. Он не нарушает правила не писать «неуды» в зачётку; но он пишет туда название своей дисциплины, вместо двойки ставит жирный прочерк — и подписывается: пусть-де будет известно, что этот болван, покупающий оценки, не знает ни бельмеса. Самое интересное в этом невесёлом рассказе — финальное замечание мятежного преподавателя: «Нас таких — трое на всём факультете». Оно не значит, что все прочие непременно берут взятки. Но даже в самых уважаемых вузах преподаватели, морщась, ставят удовлетворительные оценки тем, кого надо гнать, просто потому, что нельзя же выгнать три четверти набора! И по финансовым соображениям нельзя — и по престижным. И вот вместо того, чтобы признать в таком положении свой провал и хоть что-нибудь поменять в своих подходах, Минобр теперь намерен нагородить под своей же эгидой ещё целую вертикаль. Те же «модернизаторы образования» будут придумывать, строить и по сотне форм контролировать ещё одну гигантскую пирамидальную туфту — ЕГЭ для бакалавров.
На мой взгляд, такой план работ стал следствием не того, что «страна приняла ЕГЭ», а совсем другого, настоящего достижения Фурсенко. За восемь лет своей работы он довершил создание герметичной касты модернизаторов образования, которая сама задумывает очередные этапы модернизации, сама распределяет деньги на их реализацию, сама реализует — и сама оценивает итоги своих же трудов. Тёркин на том свете в подобном случае выразился так: «Это вроде как машина / Скорой помощи идёт: / Сама режет, сама давит, / Сама помощь подаёт». На деловом же языке это называется сплошным конфликтом интересов. Такие теплички цветут не в одном Минобре, но только здесь они доведены почти до абсолюта. «Я. И. Кузьминов — ректор НИУ ВШЭ, главный идеолог программы модернизации образования и руководитель многих проектов в рамках этой программы, — является и председателем комитета развития образования в Общественной палате, — пишет членкор РАО Абрамов. — Может ли идеолог и разработчик программы быть по совместительству и главным общественником, оценивающим собственную работу? Другой пример неподобающего совмещения функций — А. М. Кондаков. Он руководитель разработки стандартов и одновременно генеральный директор издательства “Просвещение”. Нужно ли объяснять, что в случае успеха кондаковского варианта это издательство получит немалые преференции?»*
Я год назад спрашивал у г-на Кондакова в глаза: как же можно руководить и издательством — и разработкой стандарта? Ведь школа, как и любая большая социальная структура, требует постепенности перемен; для издательства же — чем революционнее, тем прибыльней. Александр Михайлович, чуть заметно пожав плечами, ответил мне только, что «Просвещение» — государственное предприятие. Очень слабое оправдание конфликта интересов, но теперь нет и такого: в декабре издательство куплено частной «Олма Медиа Групп», а Кондаков продолжает и оставаться его гендиректором — и модернизировать образование. О выгодах такого сочетания без утайки рассказал в недавнем интервью журналу «Книжная индустрия» глава «Олмы» Иванов: «Детская и школьная литература — те сегменты, которые демонстрируют рост. Если говорить о школьной литературе, то здесь, конечно, драйвером является введение новых государственных стандартов, фактически новая платформа для школьных учебников. И конечно, это как паровоз будет вытягивать всю школьную программу. Переход на систему ЕГЭ создал базу для массового выпуска шпаргалок, решебников, репетиторов и пр., и я думаю, что это будет продолжаться и в дальнейшем». (В скобках отметим высокое благородство продуктового ряда «Просвещения»: шпаргалки и решебники, коими и вправду завалены магазины. Таким вот образом общество и приняло ЕГЭ.) Да-да, мы же и от Фурсенко слышали: будет, будет продолжаться.
Абсолютная монополия, как известно, должна вести к абсолютному загниванию — она и ведёт. Химически чистый пример того, как каста модернизаторов обходится с конкурентами, мы сейчас видим на примере истории с одарёнными детьми. Напомню: какое-то время назад группа практиков, много лет успешно занимающихся поиском и обучением одарённых детей, представила начальству Колмогоровский проект. Это конкретный план создания национальной сети примерно из 150 особого вида школ — на основе опыта уникальных школ Москвы, Петербурга и Новосибирска. Эта сеть была бы самовоспроизводящейся системой, концентрирующей одарённых детей — и педагогов, способных с такими детьми работать. Эта же сеть служила бы полигоном для отработки и предоставления массовой школе эффективных педагогических практик. За три года авторы не получили на свою работу никакого ответа. Зато теперь наши друзья-модернизаторы выкатили альтернативное решение той же проблемы: проект «Концепции интеграции эффективных механизмов поиска и поддержки талантливых детей и молодёжи в общенациональную систему». По этой концепции стране следует строить не работающую систему образовательных учреждений, а пирамиду фондов, из года в год распределяющих гранты**. Я готов допустить, что при гласном сопоставлении двух подходов у «концепции интеграции» найдутся какие-то преимущества перед Колмогоровским проектом. Но сопоставления-то не происходит. Персонального состава комиссии Дворковича, безальтернативно рассматривающей «концепцию», мне найти не удалось, но знаю точно: никого из авторов проекта нет в её составе — и не приглашают на её заседания. Нет Колмогоровского проекта — и всё. В сочетании со слухами о грядущем упразднении гимназий, лицеев и прочих выходящих из ранжира школ это означает неотвратимый развал без преувеличения лучшей в мире системы работы с одарёнными детьми, восходящей к инициативам великого Колмогорова.
На будущей неделе «Эксперт» предоставляет площадку для круглого стола по проблеме одарённых детей. Авторы Колмогоровского проекта будут там наверняка. Будут приглашены и люди, по-видимому, так или иначе причастные к «концепции интеграции» (список её авторов тоже не обнародован): Каспржак, Реморенко, Семёнов, Фрумин и другие. Если они придут, состоится первое открытое сопоставление двух подходов. Посмотрим, послушаем, всем расскажем. Согласие на такой диалог или отказ от него, на мой вкус, много важнее снятия или неснятия Фурсенко.
Источник: Expert.ru